немного сбоку и позади него. Внезапно Варавва понял, что выше этой горы ничего нет над миром. Мелкие камушки, осыпавшиеся из-под ног Иисуса, катились вниз совершенно бесшумно. Вдруг Варавва почувствовал дуновение ледяного ветра, зародившегося где-то высоко-высоко. Ветер всё усиливался, его порывы взметали волосы и одежду Иисуса, а иногда даже останавливали его, и Иисус едва ли не падал навзничь. Но всякий раз он удерживался и делал следующий шаг. Чем выше поднимался Иисус, тем более сгущался вокруг него тревожный багровый мрак. И происходило что-то ещё. Что-то очень важное… Наконец,. Варавва понял, что именно – с каждым шагом Иисус взрослел и становился всё более похожим на себя – того Иисуса, которого Варавва видел в последний раз. При этом тело Иисуса становилась всё больше и больше, приобретая нечеловеческие размеры. Варавва поразило лицо Иисуса – в его глазах застыли ужас и страдание, но на губах Варавва заметил зарождающуюся улыбку. Наконец, в почти кромешной тьме стали различимы очертания округлой вершины. Иисус поднимался из последних сил. Его фигура была сгорблена навстречу склону, и иногда он даже опирался о него рукой. Неожиданно Иисус остановился. И тут же стих свирепый ветер, как будто его и не было. Варавва понял, что вершина достигнута, и сладкая радость охватила его душу. Иисус медленно выпрямлялся в поясе, вставая в полный рост – и всё светлее и светлее становилось вокруг. Выпрямившись, Иисус распростёр руки в стороны и закрыл глаза. И Варавва всё понял – Иисус обращался к миру и к Отцу своему. Фигура Иисуса наполнилась ярким благодатным светом. Гора куда-то исчезла, или Варавва перестал её замечать – и остался только Иисус, парящий над Миром. И лицо его было радостно и спокойно.
Варавва проснулся от пронзительного ощущения небывалого счастья. И мгновенно пришла щемящая мысль, что это ощущение уже не повторится никогда. Варавва почувствовал, что его закрытые глаза плачут, и удивился тому, что они ещё способны на это. Он не стыдился своих слёз. Постепенно Варавва успокоился, слёзы прекратились, и лишь тогда он подумал: «Где я?». Открыв глаза, Варавва увидел, что находится в комнате, слабо освящённой огнём крошечного масляного светильника. На широкой лавке, сидя с поникшей головой, прислонившись спиной к стене и тихонечко посапывая, спал Фома. Тут голова Фомы поднялась, веки с усилием попытались раскрыться, и он почти проснулся – но нет, голова опять медленно опустилась на грудь, и он снова впал в дрёму.
Варавва почувствовал знакомый крепкий запах – он знал, что так пахнет знаменитый сирийский бальзам, отлично заживляющий раны. Ему почему-то захотелось вспомнить, сколько просят за этот бальзам на рынке. Но вспомнить не удалось. Тут Варавва непроизвольно шевельнулся – острая боль пронзила всё его тело, да так, что он почти потерял сознание. А когда через минуту боль притихла, и он пришёл в себя – он внезапно вспомнил и понял всё! Вспомнил двор претории, столб с кольцом и помост, на котором он стоял рядом с Иисусом… И понял, что Иисус мёртв… Силы и сознание покинули Варавву…
Всё так же без сознания, Варавва лежал в той же комнате, но уже на другой лавке. И лежал
