ведущая. Она тщетно пыталась причесаться, дёргая щётку, намертво застрявшую в её густых, вьющихся тёмных волосах. Видимо, ей пришлось выходить в эфир совершенно внезапно: у неё был накрашен только один глаз. – Ты что, уже?..
Отбросив изящным женственным движением волосы с застрявшей в них щёткой за спину, ведущая приветливо улыбнулась, и, как ни в чём не бывало, произнесла:
– Уважаемые телезрители! В настоящий момент из-за провокации зарубежных агентов влияния у нас возникла небольшая техническая проблема. Пока мы восстанавливаем вещание из студии, пожалуйста, прослушайте запись вчерашней передачи с обсуждением государственного долга США и актуальных проблем Украины…
Я взглянул на остатки каши в тарелке передо мной и вдруг подумал, что это своеобразная доблесть для семян овса – быть съеденными именно как настоящая овсяная каша. Сложись их судьба иначе, они могли бы стать искусственным хлебом, котлетой со вкусом говядины или даже начинкой для пирожка с ливером, чтобы бесславно исчезнуть в желудке под чужим именем и флагом.
А что будет со мною? Не исчезну ли я в этом будущем столь же бесславно и бесследно? На секунду я закрыл глаза, и перед моим внутренним взором промелькнула вся галерея событий сегодняшнего дня. Отчего-то остро и пронзительно захотелось выпить.
Парень в расшитой рубашке взял со стойки тарелку. Вагон встряхнуло, и он едва не выронил её.
– Я тут сяду? – спросил он, подойдя ко мне. От него слегка пахло перегаром. В вагоне была масса свободных мест. Я пожал плечами.
– Садись, – сказал я, уже почти доев кашу.
Вагон снова сильно качнуло, и парень сел на сиденье напротив меня. Он был в состоянии, которое называется «чуть больше, чем выпивший»; на его лице, словно на одном из фаюмских портретов, была печать какой-то неземной удивительной задумчивости.
– Спасибо, – сказал он, зачёрпывая кашу ложкой. – Пожалуйста, не обращай внимания, дорогой незнакомец. Я выпил, но я еду со своего последнего дембеля и имею на это полное право.
– Имеешь, – подтвердил я, всё ещё не понимая, чего же нужно от меня жрецу изобилия. В мои времена, солдаты, возвращающиеся плацкартом с дембеля, редко предвещали хорошее соседство, но мой сосед по ресторану выглядел вполне безобидно, хотя и несколько измученно. Судя по всему, он употреблял горячительные напитки уже несколько дней, если не недель.
– Ну и хорошо, – сказал он, – а то мои соседи по вагону почему-то смотрят на меня так, будто я хочу ночью обчистить их чемоданы. Как будто я не могу выпить, представляешь!
Я пожал плечами, и положил ложку в опустевшую тарелку. Ужин закончился.
– Олег, гвардии комбайнёр первого ранга, – сказал парень. – Кормилец родины. Я представился в ответ. Мы пожали друг другу руки над столом.
– Служил? – задал мне сакраментальный вопрос гвардии комбайнёр.
