ощущение, что он совершил нырок во времени лет этак на пятьдесят назад. И ничего романтичного в этом не было. Двухэтажные кирпичные дома с облезлыми, некогда жёлтыми или красноватыми, стенами, крытые шифером, многие листы которого перекосились или даже переломались. Представлять, как людям живётся в этих домах со старыми окнами, которые разделялись рейками на шесть небольших квадратов – было довольно муторно. И от того, что в этих домах жили абсолютно современные люди, становилось ещё печальнее.
Была там улица с такими домами и с совершенно неподходящим для неё названием – Прогрессивная. Просто издевательство! Всяческий прогресс там был похоронен несколько десятков лет назад. И, похоже, – заодно с календарём. Когда Виктор проезжал по этой улице и смотрел на проходящих по ней людей, у него появлялось ощущение, что он видит не реальную жизнь, а какую-то глобальную инсталляцию; будто кто-то взял страницу с фотографией улицы из старого журнала «Работница» и наклеил на неё силуэты людей, вырезанные из современных глянцевых фотографий. Оригинально? На фонаре бы повесить этого «инсталлятора»! На современных фонарях вешать не очень удобно, но расстараться стоило бы. И это всё – реальность, чёрт бы её побрал! Реальность, которая не поддаётся изменениям, и не меняется сама. Что может быть хуже?
В проёмах между домами можно было видеть запущенные дворы, где на погнутых и проржавевших турниках, качелях, и в развалившихся песочницах возились дети. Всё бы ничего, вот только их детский мир был точно таким же, как и у их родителей. И даже, как у их молодых бабушек. И это уже не «добрая традиция», это – стагнация.
Возможно, к достоинству этой улицы можно было отнести то, как над проезжей частью смыкаются кроны растущих на обочинах тополей, создавая этакий шатёр. Смотрелось это действительно довольно мило. Вот только было известно, что все эти тополя уже старые, больные, с легко ломающимися под резким ветром ветвями, и скоро их всех спилят. И тогда над всем этим распрострется небо, подчёркивая убогость «отороченной» пнями улицы.
Почему-то Виктору никак не удавалось оставаться безразличным, когда он смотрел на левобережные улицы из окна своей машины. Казалось бы, какое ему дело до этой чужой жизни? Но есть что-то печальное, когда видишь современных, модно одетых девушек и женщин, которые входят или выходят из подъездов с перекошенными дверями и выщербленными ступеньками. Им бы выходить из подъездов с кодовыми замками или с домофонами. А так появлялось ощущение, что они входят в эти кривые проёмы и тут же исчезают, потому что представить, что они живут (и как они живут) внутри этих гибридов домов с бараками было очень трудно.
Хуже этого был только частный сектор. Виктор и не подозревал, что в их городе так много частных домов с небольшими огородами. В этих обширных застройках не было ничего деревенского. Они скорее напоминали пригородные «садово-огороднические
