Нет, сказала учительница, так не пойдет, и задала ей еще две страницы. Джейн отказалась: она сделала в точности то, что велено. «Так что я сидела после школы за партой, и учительница сидела и занималась чем-то за своим столом, и мы сидели и сидели». В конце концов Джейн просто встала, взяла пальто и ушла.
Это было плохо. Сага о Джейн и ее учительницах – насмешка над знакомым сценарием: юношеское недовольство ограничениями в классе, плохое поведение, вызов родителей в школу, принятие мер, подчинение власти взрослых, восстановление гармонии в школе. И, разумеется, история заканчивается совсем не тем, что Джейн окончила школу с благодарностью за распорядок, который в конце концов научилась принимать; она так никогда и не приняла его. Скорее результатом стали недоверие и озлобленность в грядущие годы, война, прерываемая только временными перемириями. «Она всегда боялась учителей, и учителя всегда боялись ее», – вот та истина, которую кто-то из ее детей вывел из рассказов Джейн о школе[105].
Годы спустя, на двухдневной университетской конференции в 1987 году, посвященной отнюдь не детству Джейн Джекобс, а ее идеям, Джейн предложила собственную теорию о тех проблемных годах. В начальной школе «маленькие девочки, которые стараются, – это те, кто берет с учителя пример»[106], представляя самих себя учительницами; в школе они маленькие ученицы, впитывающие принципы и ценности учителей. Она, конечно, такой не была, ни капельки. Но другие маленькие девочки «не очень-то заботились о том, чтобы стать учительницами» и не «считали образование столь же важным – [поскольку] сопротивлялись ему». Это, сказала Джейн, и была она. «Вот такой девочкой я была».
В начале 1962 года, выступая с публичным докладом в Нью-Йорке вскоре после издания «Смерти и жизни больших американских городов», Джейн Джекобс говорила, что ее книга выросла из несоответствия между тем, какими должны были стать крупные жилищные проекты, и тем, чем они обернулись на деле. Когда она спросила архитекторов и планировщиков, почему проекты так часто оказываются не столь жизнеспособными и успешными, как обещалось, все, что они могли ответить, – это назвать живущих там людей глупыми: мол, не могут или не хотят делать то, «что от них ожидалось»[107]. И тогда, как если бы фраза зацепилась за сеть нейронов в ее мозгу и потащила прямо на риторический риф, она сказала: «Я не знаю, почему люди не делали то, что от них ожидалось, но я хорошо знаю, – здесь она сделала многозначительную паузу, – что если люди вели себя не так, как ожидалось, значит, в теорию о том, как они должны себя вести, вкралась какая-то ошибка». И, уже зная о ее взрослом бунтарстве, сопротивлении властям длиной в жизнь, трудно не вспомнить о юной Джейн в школе: как ей удавалось отвертеться от того, что от нее ожидали, но что она не могла или не хотела делать.
Сын Джим намекает, что стратегии, которые Джейн позже будет использовать против бездумных планировщиков и городских властей, отчасти родились из препирательства с учителями. Конечно, они сделали ее только сильнее,
Интервью с Джимом Джекобсом.
Books and Authors Luncheon, 10 марта 1962 г., аудиозапись, New York City Municipal Archives, wnyc_LT9522.
