другом журнале, ее попросят выступить моделью для демонстрации одежды для беременных[313], которая, как заверяли читателей, могла придать привлекательность – и Джейн она действительно придала привлекательности. Обычно, правда, она не особенно интересовалась одеждой – или, как сказал ее сын Джим, «миром тряпок». Ее мать вечно убеждала ее одеться понаряднее, уделять больше внимания внешнему виду; Бетти, «исполняющая обязанности» миссис Батцнер, следила за выбором прически, обуви и одежды Джейн. Как сказал Джим, «они не зря беспокоились»: у Джейн отсутствовало какое-либо чувство стиля. У нее были светло-каштановые с коричневатым оттенком волосы, идеально тонкие и прямые, и, как правило, Джейн ничего с ними не делала. Но как тогда объяснить письмо от 1939 года, где Джейн написала матери, что ту новую шляпу она не купила, зато «сделала новую завивку»?[314] Джим считает: «Ее мать, должно быть, дала Джейн взятку».
В школьные годы Джейн неплохо плавала. Джим вспоминает, что в 1950-х годах она была прекрасной ныряльщицей, чья ласточка с большой вышки приковывала внимание зрителей своей грациозностью. Джейн была высокой, около 5,9 футов[315], трудно не заметить – «настолько выше всех женщин и большинства мужчин, что дети на меня глазели»[316],– говорила Джейн годы спустя о своем путешествии в Данию. В 1940-е и 1950-е годы она была худой, даже изящной, весила около 140 фунтов[317]. Гораздо позже, особенно когда начались проблемы со здоровьем, она стала полной и неповоротливой. Но фотографии и истории из ее юности и ранней зрелости свидетельствуют о достоинстве и самообладании, которые сами по себе могут сделать привлекательной даже самую заурядную внешность.
Джейн не была красивой женщиной, даже в молодости. Гораздо чаще даже те, кто знал и любил ее, выносили вердикт, непосредственно подчеркивающий очевидный факт: выражаясь словами, которые я слышал регулярно, она «не была красоткой». Кто-то из детей говорил, что она лицом похожа на птицу. У нее были выдающиеся скулы, бесспорно выдающийся батцнеровский нос, скошенный подбородок, широкий рот, а глаза за вечными очками – узкие и маленькие. В усмешке, за которой скрывалось что-то личное, лицо Джейн могло напомнить Мону Лизу. Малейший повод – и она могла разразиться по-юношески вызывающим хихиканьем. Это был неизбежный факт, что женщин непроизвольно судят по их внешности, но факт остается фактом, и готовность как мужчин, так и женщин оценивать внешность Джейн подтверждает эту истину. Но все это не имело особого значения. Любой вынесенный однажды неприятный вердикт почти тотчас же тонул в других ее качествах: ее характер немедленно брал верх, сила ее интеллекта, шутливость, красноречие сметали любые недостатки внешности – они отходили в тень, исчезали за классическим «внешность не самое главное», ведь в случае Джейн внешность действительно не самое главное. «Ее не назвать красавицей, обобщает друг и дальний родственник, – но она была приятной, обаятельной женщиной»[318].
Воспоминания
Джейн – своей матери, внизу карандашом подписано: от Дж. Дж. Р. Ф. Прайсу, Дорранс и компании, 18 января 1939 года, Columbia University Press Papers, ColumbiaRare.
Около 180 см. –
Дж. Дж. своей семье, 21 января 1967 года, Burns, 4:7.
Около 64 кг. –
Интервью с Джоном Джекобсом.
