остановились от восторга и удивления. Перед ними внезапно открылся почти отвесный обрыв. Казалось, некогда огромная гора под действием какой-то гигантской силы расселась здесь надвое. Образовавшийся провал стал как бы хранилищем осыпавшейся в него от ветру хвои и мелких веток, которые, перегнивая, составили поверх песку слой плодородного чернозема, а тот покрылся сочной травой, молодыми кудрявыми кустами, березками, ольхами и рябинником. В их сочной тени, шаловливо журча, бежал прозрачно-водный ручей, вечно питаемый и лесной влагой и дождевой водой, сбегавшей со всех окрестных гор. Противоположный край оврага был значительно ниже. Тотчас же за ним расстилались огромные запаханные поля, темно-зеленым пятном выделялся сад и парк помещичьего села, точно висели в воздухе ветряные мельницы на высоких столбах, а еще дальше на берегу озера, над которым стояла и усадьба, белелась каменная церковь с блиставшими на солнце золотыми крестами.
– Экая красота! Экая благодать! – как бы про себя проговорил Митрич. – Постоим здесь, пока нас нагонят мать с Анюткой.
– Ладно, батюшка! – ответил сын, который и сам весь отдался созерцанию прекрасной картины родной стороны.
Дорога в этом месте начинала спускаться наискось под гору ко дну оврага и шла по узкой полосе, остававшейся между лесом и краем обрыва. Кое-где виднелись попытки обезопасить ее от осыпания посредством плетней, а вдоль всего спуска, саженях в двух друг от друга, стояли невысоко столбики с протянутыми от одного к другому жердями.
В этом ничтожном заборчике и состояла вся надежда на спасение экипажа, которому пришлось бы упасть на косогор. Но как окрестные люди, так и лошади привыкли к своему живописному и опасному Лютюку, и несчастий на нем не случалось.
Когда Анютка с матерью подошли к медвежникам и глянули вниз, на сочную зелень оврага и светлые воды ручья, даже больная вздохнула с заметной отрадой.
– Ну, вот вишь, Матрена, место-то какое там для отдыха хорошее, – утешая свою несчастную жену, ласково заговорил Митрич. – Потерпи еще маленько, под гору легче идти, а там отдохнешь; потом в село придем, тебя молочком попоят, говядинки дадут да, может, и полечат. Там, говорят…
– Батя, кто-то едет! – перебила его Анютка.
Все прислушались. Действительно, сквозь чащу леса четко доносился звон серебряных бубенчиков и блях, топот лошадей и тот особенный мягкий звук, с которым подвигается по глубокому песку хороший рессорный экипаж.
– Это не телега! Бояре идут! – заметил Ванюха.
– Не спугались бы кони медведей! – заботливо и тревожно сказал Митрич. – Надо бы их в чащу поскорей завести – авось, не учуют; ветру-то, слава Богу, нету! И место-то пришлось какое бедовое! Эко горе!
Говоря это, он быстро зашагал в лес, немилосердно таща за собою «Михайла Ивановича», который, видимо, рассердился за такую неожиданную поспешность и стал было упираться.
Но Митрич так дернул его за цепь,
