задвинул нижний ящик. Принёс Нюре, показал. У меня и ниток подходящих нет, сказала она. Знаешь же, что надо нитки подбирать. И по плотности, и по цвету. Тут хлопчатобумажными не сошьешь.
Уговорил попробовать.
Взяли чёрные, нейлоновые. Вроде подошли. Нюра начала, потом уступила место за машинкой. Он и жалел вначале, что закапризничал, не дал девочке одной закончить – и вышло бы аккуратнее, ровнее. Но потом разошёлся, приноровился. И вроде как вышло… ну пусть и не совсем хорошо, но радостно, целенько так. Он любил целое, гладкое. Иногда гладил красивые фарфоровые чашки из сервиза – на рисунок, узор никогда не смотрел, а нравилась одна только гладкость и теплота под пальцами. Так сидел над чашкой как на живым зверьком, над кошкой.
Мама боялась. Даже один раз предложила принести с работы котёнка. Мол, подкинули к гостинице. Саша согласился, обрадовался. Но потом как-то случилось снова огорчить до слёз маму, и о котёнке больше речи не было.
–
Ты отрезал, да? – мама тащит за руку к комоду, вытаскивает, почти тычет в лицо тёплой, сладко пахнущей тканью.
–
Я с краешка…
Не услышала, развернула на полу, заплакала – некрасиво отрезал, тупыми кухонными ножницами. Плакала недолго. Сходила в ванну – вышла без чёрных ярких ресниц, алого рта, подошла к телевизору и нажала на кнопку. Шла передача, но он её не любил – вначале долго кричат незнакомые люди, а потом выходит кто-то в чёрно-белой маске и рассказывает историю, от которой становится стыдно.
– Мам, ты сердишься?
Мама смотрела прямо перед собой, в экран.
Изображение подрагивало от помех, дергалось. Это из-за антенны, которая на крыше дома – раньше, когда телевизор переставал показывать совсем, Саше хотелось залезть на крышу и попробовать – подергать, пошатать, разобрать. Не то чтобы хорошо разбирался с тонким, точным, механическим – но любил чувствовать под пальцами важную работу, и телевизор был важным.
Смотрели с мамой пластилиновые и кукольные мультфильмы, и такие сказки, в которых люди играли.
Начало передачи мама пропустила – на экране только ведущий и чёрно-белая маска. Саша присматривается к маске, потому что мама не отвечает.
Маска говорит.
Мама не отвечает.
Приучила с раннего детства к молчанию-наказанию, от которого не избавишься, не заплачешь, не закричишь.
Три года назад я познакомилась с одним молодым человеком, который работал слесарем-сантехником. Он три месяца за мной ухаживал. Потом сделал мне предложение. Я ответила ему, что мне надо подумать. Мы сидели в кафетерии «Бриз», около метро. Мы встали, купили с собой два пирожка с яблоком и решили, что не будем видеться неделю, чтобы мне спокойно решить, в своей комнате, в тишине. Я ни о чём не думала, только читала целыми днями журналы. В субботу отец попросил меня сходить на рынок за овощами. И вот там я и встретила симпатичного молодого предпринимателя. У него были красивые глаза и две палатки в районе Кузьминок.
