style="font-size:15px;"> – Почему немецкий?
– Ты так решила.
– Не помню. Немцы там будут. Но ты всё равно молчи – вдруг в школе научили неправильно. Сморозишь глупость, потом расхлёбывать. Молчи, и всё. Ты милый, все подумают, что ты красивый и глупый мальчик. Будешь напитки приносить, закуски. Ничего сложного. Какой-то договор они заключили важный, празднуют. Понял?
– Понял.
А он на уроках немецкого говорит бегло и красиво, почти не ошибается – учительница хвалила, даже в дневнике написала. Мама не видела.
Они долго едут на метро, потом ждут на остановке троллейбуса. Мама надела пальто в «ёлочку», которое на первую зарплату в «Детском мире» купила – и так радовалась, что даже по квартире в нём ходила, без конца подбирала старые платки и шарфики, а потом расстроилась, что ни один не подходит.
Потому и теперь стоит, нервничает – в каракулевой шапке, которую много зим носила, в пуховом платке вытертом. А пальтишко тоненькое, не для зимы.
– Давай руку.
Но Саша сам забирается в переполненный автобус, сам проходит вперёд, хватается за поручень у окна. Вырос, вырос. В прошлом году не дотягивался. Мама заходит растрёпанная, нервная.
– Все ноги оттоптали. Что за люди.
Едут в молчании, долго-долго, а потом в окна показываются большие здания с красивой подсветкой.
– Гостиница «Спутник», – читает Саша, – значит, здесь работаешь.
– Да, да. Не болтай, иди к выходу. Сейчас остановка.
Людей меньше, и Саша бежит по салону – первым спрыгивает на рыхлый, подтаявший снег. Они заходят в гостиницу – но не с парадного крыльца, но обходят сзади, ищут дверь. Она незаметная, неяркая. Ни вывески, ни надписи. Саша бы не нашёл одни.
Идут по коридору, пахнущему` сыростью. Это прачечная, говорит мама. Подвал. Нам выше.
Они снова поднимаются по лестнице. Там мама заводит Сашу в маленькую комнату, в которой пахнет пряно и сладко – женским. Так пахнет мамина одежда, её полки в шкафу, её косметичка – а здесь отчетливее, яснее, приторнее. Какая-то женщина стоит лицом к стене – оборачивается, вскрикивает, закрывается руками. Она в чёрной юбке и в бюстгальтере.
– Валь, ему только двенадцать, – говорит мама. Сама не переодевается, только снимает пальто и вешает на крючок, – не пугайся.
– Двенадцать, – женщина медленно опускает руки и смотрит на Сашу.
И стыдно, так стыдно.
Не знал, что так.
– Роста высокого, – говорит женщина, – для двенадцати.
– Да, с садика такой. Саш, не стой. Снимай куртку.
– Ишь ты – в рубашке, – женщина смотрит, – помогать будет?
– Ну да. Ты же Машку приводила, вот и я решила…
– То девчонка. А это парень, не для парня занятие… Дело твоё.
Мама поправляет Сашину рубашку, ещё раз приглаживает волосы. Моё, говорит, моё дело. Что ж он, водки гостям не принесёт?
И выходят вдвоём в огромный зал, где начинают собираться мужчины и женщины, красивые
