мысли – отдыхал.
…Вспомнилась зимовка на Дьячем острове на Ангаре. Спали вповалку в тесной избе; там же ели, отдыхали, сушились… А теперь вон – острог. «Не хуже других будет, а многих и получше. Так дело пойдет – Балаганский и Индинский обскачем. Церкву заложим и точно будем первыми», – размышлял атаман.
Воспоминания прервала узкая дымка, стелющаяся вдоль Иркута. Подумал – не иначе бурятская кочевка…
…С возвышения опушки Похабов теперь уже отчетливо углядел всадников, которые направлялись к острогу.
– Ну, вот тебе и гости, братские что-ли? Тунгусы? Давненько их тут не бывало. Хорошо бы с добрыми вестями.
Он вскочил в седло и погнал коня в острог.
…Яков Иванович не ошибся. То были гонцы от бурятского князца Яндаша, на чьей земле и ставили острог.
Всадники спешились чуть поодаль от въездных ворот. Стреножили низкорослых своих лошадок и, прихватив подарки, направились к острогу.
Шли брацкие без боязни, знали, что Яндаш и Похабов в мире. Яндаш подписал шерсть – согласился пойти под руку русского царя. Вести о строительстве Яндашской крепости в устье Иркута вместо зимовья на Дьячем острове не были новостью. Теперь встанет защита от набегов мунгалов, те, поди, тоже прознали: острог – Яндашский! Потом его уже назовут Иркутским, и с этим именем он пойдет по истории.
Караульные посланцев князца пропустили в острог сразу. Атаман приказ давал – тунгусов и бурят мирных встречать и провожать добрым словом и ласковым взглядом, так что все друг другу кланялись и улыбались
Кирька с завистью глядел вслед гонцам, которых Михей взялся сопроводить в приказную избу к Похабову.
Кирька, худой и высокий детина с длинными русыми волосами, собранными в пучок на затылке, пихнул Хвата.
– Ты видел, Хват! Серебром усыпаны с головы до пят, – прошептал Кирька, кивая в сторону братских. – Тяжело, поди, таскать на себе!
Хват расхохотался, добродушно обняв Кирьку так, что у того кости хрустнули.
– Своя ноша не тянет.
– Ты чего! Сломал вон всего.
– Дай тебе волю, ты на себя не меньше напялишь.
Хват и правда был могуч. Словно сказочный богатырь, он брал парочку острожников за шкирку и легко отрывал от земли. Любимым занятием его было крутить очищенную от веток лесину над головой, словно это и не толстая сосна, а высохшая палка. При всем при том Хват был добродушен и не драчлив, а силушки своей как-то даже стеснялся.
– Ты, Кирька, не считай чужого и не завидуй, дольше проживешь. Не ровен час, от зависти позеленеешь, как лист дерева, а потом и ссохнешь. В жизни-то с богатством тоже тяжело бывает.
– Да ей-богу, не пойму, как такую груду брацкие таскают. Богатство большое, не боятся. Вот тебе и Яндаш! Это что же получается, у него каждый родич столько серебра-злата имеет. – Кирька перекрестился. – Не, я так, без зависти, любопытствую.
