всю мощь русского веселья и гостеприимства, к тому же был повод – день рождения Софьи. Думаю, она сама не была в восторге от этой идеи. Мало кто был бы рад оказаться на ее месте. Но отдел маркетинга постарался на славу. К счастью, без меня. Когда я приехала в офис (было около полудня, поскольку я задержалась в банке по поручению Фридмана), везде порхали разноцветные шарики, маленькие столики были сплошь заставлены бутербродами и вазочками с ветчиной, красной рыбой и, конечно, икрой. Шум повысился на несколько децибелов, кто-то даже негромко включил музыку. Я еле нашла Настю во всей этой суматохе.
– Что тут происходит? Хотят закатить пир горой?
– Да! Причем прямо сейчас.
– Да ладно. И их не волнует, что французы подумают?
– Видимо, как раз это их и волнует. Точнее, его. Элин, – она подошла ко мне поближе и понизила голос, – такое чувство, что Сладков совсем с катушек слетел. Может, от него баба ушла? Очередная…
– Замолчи, а то еще услышит…
Она не сдержалась и прыснула от смеха.
– Он сейчас ничего не услышит, если это сказано не по-французски. Ты бы видела, как он вокруг старикана вертится.
– Какого старикана?
– Ну тот с бородкой, полуседой.
– А, Жерар Буке, кажется. А зачем он ему? Он ничего не решает.
– Он говорит, что все финансы в его руках. Типа он как регент при молодом принце. Ты слышала, какой бред?
– За соломинку хватается.
– А ты бы видела, как Марэ на него посмотрел – с таким презрением. Он, наверно, хохочет в глубине души, глядя на это.
Я сомневалась, мог ли Марэ вообще хохотать. Не могла представить его смеющимся. Но я согласилась с Настей. Я часто ловила его взгляд, когда он был обращен на кого-то другого. Всегда равнодушный, холодно-отчужденный и презрительный. Я думаю, либо ему было все равно, либо он презирал многих из своего окружения настолько, что даже слова были лишними.
День был не рабочим, а вечером начались бурные поздравления. Софье купили подарок – огромный букет цветов и большую антикварную шкатулку, которая – я была уверена – была ей совсем не нужна. Конечно, ее врожденная интеллигентность не позволила показать это, но выражение лица сказало мне о многом.
Почти весь вечер мы с Лео не сказали друг другу ни слова. Нет, мы не избегали друг друга, не отводили глаз, просто играли свои незатейливые роли: если нас что-то и связывало, то исключительно деловые отношения, а на вечеринке деловым людям говорить не о чем, кроме погоды и футбола. Сначала он стоял в стороне, лишь время от времени перекидываясь парой слов со своими коллегами. Один раз он подошел к Фридману и что-то быстро сказал ему. А в другой момент я случайно поймала на себе его взгляд – в общем-то, такой же, как всегда, но мне показалось, что на этот раз в нем было чуть меньше безразличия.
Я помню, как в разгаре всеобщего веселья у меня завибрировал телефон. В поисках наиболее тихого места я забралась в кладовку с канцелярскими принадлежностями. Только захлопнув дверь, я смогла расслышать, кто звонит. Это мама спрашивала, смогу ли я завтра встретить в аэропорту тетю Нону (это была не совсем родственница,
