разобрать нельзя.
– Ох и ох, привереда. Минуту.
Она скинула еще одну фотографию с той же композицией, но с лучшим освещением.
– Лампу поставь перед собой или развернись к свету, – печатал Данил. – Нет, не так, неудачная фотография. Опусти её пониже, чтобы не было длинных теней. Снова не то, включи общий свет.
– Не хочу. У меня совсем грустная комнатушка.
– Я бы ни за что не стал рассматривать обои в твоей комнате.
– И тем не менее.
После целой серии снимков, он получил, наконец, несколько хороших кадров. На одном она улыбалась, на другом – хмурилась, но больше всего Данилу понравился тот, где Оля была в очках. Он разглядел ямочку на подбородке и малюсенькую родинку на правой щеке, чего раньше не замечал.
Несколько последующих дней он был так счастливо, что даже не замечал перемен её настроения. Она нервничала, постоянно о чём-то спрашивала, не дожидаясь ответов, задавала новые вопросы. То, наоборот, была рассеянна и постоянно теряла нить разговора. А он сделал из её фотографий коллаж, выставил его в качестве обоев в браузере и любовался, слушая музыку.
– Ты мне так ничего и не скажешь?
– О чём?
– Я провела для тебя целую фотосессию, нет?
– О, мне очень понравилось.
– И всё? Совсем-совсем не понравилось?
– Э, я же сказал прямо противоположное!
– Так говорят, когда хотят кого-то послать. Если нравится, говорят, что конкретно понравилось.
– Боюсь, если я буду рассказывать, что мне понравилось, ты добавишь меня в игнор.
– Почему это?
– Потому что мне по-любому понравилось то, что тебя в себе раздражает. Это обычное дело.
– Например?
– Мне очень понравилась родинка на щеке, и ямочка на подбородке, и непослушная прядь, которая выбилась из хвоста, и вообще тебе очень идут собранные волосы.
– А я как раз чёлку отрезала.
– С чёлкой без хвоста вообще нельзя.
– Ты был прав, не продолжай.
Даниил не расстроился. Ничто не могло нарушить его хорошего настроения. Он не стал ничего отвечать Оле, вместо этого решил написать своему школьному другу Станиславу. Они редко общались: за годы университетской жизни у них почти не осталось общих тем. Но им по-прежнему было легко разговаривать и доверять друг другу свои сложности.
Сложностей, правда, у Станислава было гораздо больше, чем у Данила. О себе он говорил: «Я вечно пьяный одмин и бородатый анимешник». Обычно он общался с такими же странными людьми, как и сам, отчего с годами ему было всё сложнее выходить в общество. Он совсем не понимал сверстников, считал придурью увлечения молодежи, не соблюдал никаких кодов и правил приличия. При всём этом он был слишком застенчив, чтобы быть бунтарем, но достаточно большим и полным, чтобы оставаться незаметным. Среди общих знакомых слыл человеком надоедливым и кое-где даже хамоватым, но до наивности простым и добрым.
