– всё нормально, это он. Это тот, кто хотел забрать её. Тот, кто мог меня отправить на тот свет. Минус семь.
Торопливые шаги меня в чувства приводят, и звук передёрнутого затвора даёт мне намёк не медлить со стрельбой. Драться больше не хочу, получать по голове – не моя прерогатива. Мой верный друг – пистолет, самый надёжный инструмент и первая в бою опора. Я открываю дверцу, и тихо выползаю через пассажирское место. Вижу посреди дороги подбитый седан, метрах в десяти – подвижные цели, вероятные враги, затаившиеся за мусорным баком. Машина, может, и пустая, а вот контейнер в состоянии спрятать двоих… Или троих. Пока что не знаю. Девушка шустрая – за мною уползает, ловко спускается на колени, и встаёт за спиной, собирая в руки свои вещи.
– Ты как? – спрашиваю я.
– Не знаю, – тихо отвечает растерянным тоном.
– По моей команде – идём к другой машине.
– Ага… Но куда? – спрашивает, едва ли слышно.
– Ты сама узнаешь… Просто, будь за мной.
Я подлезаю к крылу, и вижу спереди движение… Тот мусорный контейнер медленно поехал вперёд. Тихо заскрипела повозка… стали вспыхивать одинокие крики людей, отзывающиеся на выстрелы с другой стороны улицы. Там какая-то возня… – началась война. Я приподнимаюсь, направляя голову в сторону шума, но похоже, что стрельба пошла за каменным углом, и по звуку ясно лишь то, что одиночные выстрелы карабина пытались угомонить того, кто вышел с пистолетом.
«Неужели гражданские»? – вовремя думаю я. И это возможно, потому что многие возят с собой «официальный» ствол. Очень вероятно, что вторая машина, сбившая нас, напоролась на сопротивление обычных людей. В наши дни бывает… Именно такое, когда ты видишь, что по тротуару прохаживается тот, у кого в руках всевластие, а у тебя – ничего, и от спецорганов не дождаться защиты, возникает желание вооружиться, защитить себя и детей.
Но инфантильные мечты разбиваются с кончиной владельца карабина. По темпу стрельбы не трудно понять, что рот заткнул более опытный боец, в руках держащий пистолет. И мои мысли подтверждает контрольный выстрел в голову, что сеет ещё больший крик и панику, среди людей.
Девушка вздрагивает, спрашивая взглядом: «Это что… война»? Не знаю, Карин. Но, кажется мне, что это всё из-за тебя. Если так дело пошло, то мне нельзя сидеть и ждать, прятаться и уповать на защиту, на бронемашины, «мускулистый» спецназ, который спрыгнет с вертолёта и обрушит гнев из свинцового града. Я же полицейский? Я давал присягу людей защищать, их жизни сберегать и порядок сохранять. Но не отступать.
Я знаю, против кого я иду, на моём счету – уже пять. Я знаю, что нужно стрелять, к себе близко не подпускать, и войну с широких улиц перенести на безлюдные кварталы. Теперь, встаю и бегу! На мушке держу контейнер, из-за спины слышу мелкие шаги, чувствую, что за рубашку держатся кулачки, а я – целюсь в ногу… Стреляю, потом беру выше – попадаю в шею; подступаясь ближе, убиваю в голову. И глаз его я не знаю. Минус десять.
