движения во главе с Калиновским»40.
Подобные выводы свидетельствуют о том, что национальная “свядомасць”, приобретенная некоторыми белорусскими историками, обладает удивительным методологическим эффектом. Она выполняет роль особой познавательной оптики, с помощью которой эти историки становятся “духовидцами” и “тайнозрителями” событий далекого прошлого, подлинный “национальный” смысл которых был сокрыт от современников. Иными словами, эти “духовидцы” усматривали в действиях и манифестах повстанцев 1863 г. такие далеко идущие политические перспективы, о которых сами недальновидные участники восстания даже и не подозревали.
Вооружась чудесной оптикой “свядомасці”, позволившей обрести дар особой телеологической “прозорливости”, историки, в частности, М. Бич, сумели высмотреть, вопреки фактам, белорусское “национально-освободительное движение” и в этом, казалось бы, сугубо польском, восстании. Выходит, что польские повстанцы и Калиновский, не ведая, что творят, прокладывали из своего исторического далека светлый путь к блаженной белорусской “незалежнасці”. Правда, весьма своеобразно, – вешая “во имя Польши” сотни белорусских крестьян, сжигая крестьянские дома и разоряя их хозяйства.
В этой связи нельзя не упомянуть и ту трагикомическую ситуацию, в которой неизменно оказывались как советские, так и «свядомыя» историки, писавшие о восстании 1863 г. Приверженность идеологии обязательно приводила и приводит их к политическому конфузу, очевидному для непредвзятого исследователя.
Так, идеологически предписанное, марксистско-ленинское неприятие самодержавной России заставляло советских историков совершать акт невольного социального «предательства» – становиться в этом восстании на сторону «эксплуататоров» и «классовых врагов». Иначе и не получалось, так как оценивая положительно «революционно-демократическое» восстание польского дворянства и шляхты, историки неизбежно противопоставляли свою идейную позицию «классовым» интересам белорусского крестьянства, эксплуатируемого панами и подпанками.
Еще более ревностное, негативное отношение к императорской России заставляет нынешних, культивирующих «свядомасць» историков, бездумно совершать «предательство» национальное. Воспевая «восстание Кастуся Калиновского», они, с идейно заданной неизбежностью, становятся на сторону национальных угнетателей белорусского народа – польского дворянства и шляхты, исторически выступавших в ассимиляторской роли полонизаторов.
Трагикомизм ситуации в том, что в обоих случаях заданная идеологическая оптика обрекает историков на “предательство” подлинных интересов “класса” или “народа”, от имени и в защиту которых они силятся выступать, но неизменно оказываются на стороне их политических врагов.
Для того, чтобы доказать обратное, “свядомыя” историки прибегают к помощи магической оптики национализма.
Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. – Т. 5. – Мінск, 1999. – С.450.
