за свободу и “незалежнасць” сыграло упомянутое «национально-освободительное движение», которое и привело созревшую для свободы «нацию» к обретению долгожданной государственности. Сначала в форме непродолжительной Белорусской народной республики, а затем и в виде более долговременной БССР44. Нынешняя «незалежнасць”, полученная в результате распада Советского Союза, выступает как закономерный итог самоотверженной борьбы за свободу, которую целенаправленно вел “белорусский народ” в течение последних полутора столетий.
Идейная преемственность, которую демонстрируют сменяющие друг друга мифологические сюжеты “национальной историографии”, подчинена решению главной задачи – созданию “субъектной истории страны”. Однако, историографическое творчество “свядомых” историков, приверженных идеям этнического национализма, приводит их к очередному конфузу, на этот раз, методологическому.
Идеология, принятая на вооружение этими историками, предписывает “белорусскому народу” как “субъекту собственной истории” роль целеустремленного и неутомимого борца за обретение суверенной государственности. Только вот в достоверной истории Российской империи (например, в восстании 1863 г., в отношении к монархии и к белорусскому национализму начала XX столетия) этот “субъект” вел себя совершенно иначе, нежели велит ему идеология, питающая производство мифов истории “собственной”.
Своим “неправильным” историческим поведением “белорусский народ” последовательно разрушает методологический фундамент “субъектности”, на котором зиждется помпезное здание “национальной историографии”. Действительно, как создавать истинную, то есть “субъектную историю страны”, если сам “субъект” этой “истории” в своем абсолютном большинстве выказывает себя как сторонник единства России, упорно желающий жить под скипетром династии Романовых!
Впрочем, могло ли быть иначе, если воображаемая “субъектная история”, провиденциально, сквозь века, ведущая к обетованной “незалежнасці” – это антирусская и антироссийская «история» людей и государств, существовавших на территории современной Белоруссии. Такова идеологическая направляющая “национальной историографии”, которая принципиально отрицает исторически эволюционирующее русское самосознание “белорусского народа” и, вдобавок, приписывает ему перманентно враждебные отношения с Московским государством и Российской империей.
В создаваемом ныне коллективном мифе “национальной истории” Белоруссии символическому ряду героических борцов, положивших живот свой за будущую “незалежнасць”, противостоит демоническая фигура виленского генерал-губернатора “Муравьева-вешателя”45. Создание муравьевского мифа и эволюция его прагматики – яркий пример того, как мистификаторские и мифотворческие технологии «работают» в историографии и политической пропаганде на
Живучесть подобных мифологических представлений демонстрирует нам вышедший в 2016 году биографический словарь участников восстания 1863-1864 г. Вот что пишет автор этого словаря: «После поражения попытка восстановления независимого Польского государства произойдет только через полстолетия – в результате событий Первой мировой и польско-советских войн. Предыстория и период восстания явились началом развития белорусского национального (в современном понимании этих терминов) движения, которое также через половину столетия привело к созданию белорусской государственности (БНР, ССРБ, БССР)». См: Матвейчык Д. Удзельнiкi паўстання 1863-1864 гадоў. Бiяграфiчны слоўнiк. (паводле матэрыялаў Нацыянальнага гiстарычнага архiва Беларусi). -Мiнск, 2016. – С.4.
Приведенная цитата является весьма показательной. Это характерный пример того, как историк, работающий в “национальным нарративе”, неизбежно воспроизводит мифологический сюжет о “белорусском национальном движении”, который призван убедить читателя в том, что в создании белорусской государственности главную роль сыграли
Мы видим, как автор совершенно произвольно устанавливает причинно-следственные связи между событиями восстания 1863 г. и появлением “белорусского национального движения”. Однако, если автор действительно серьезно относится к “современному пониманию этих терминов”, тогда, к вящему огорчению, ему придется узнать, что термин “движение”, в силу отсутствия у белорусского национализма массовой социальной базы, к называемому им историческому явлению научно не применим. Более того, возникает вполне закономерный вопрос, как могло польское восстание 1863 г. стать источником белорусского политического “движения”, которого в дореволюционной Белорусиии практически не существовало? Или, как это эфемерное “движение” вызвало к жизни столь разные формы белорусской государственности? Однако автор подобными элементарными вопросами предпочитает не задаваться.
В этой связи хотелось бы напомнить, что об отсутствии “белорусского национального движения” в дореволюционной России писал известный исследователь национализма Э. Хобсбаум, и не только он один. Главной причиной образования БНР и БССР стало не мифическое “национальное движение”, а сугубо
Известно, что мифологическое мышление современных националистов не терпит противоречий. Вот и автор словаря не усматривает явного противоречия между собранной им информацией об участниках восстания и декларируемым мифом о “национальном движении, вытекающем из “предыстории и периода восстания”. Ведь из текста словаря явно следует, что повстанцы относились к польско-католическому меньшинству населения Северо-Западного края. Указанные в словаре представители этого меньшинства с оружием в руках боролись за восстановление Польши в границах 1772 г. Следовательно, за поглощение Польшей территорий, населенных предками жителей современной Белоруссии. Тем не менее, выявленные данные о польских повстанцах преподносятся автором как фактическое свидетельство в пользу исторической реальности “белорусского национального движения”.
Дорогостоящее издание книги осуществлено “по заказу и при финансовой поддержке Министерства информации Республики Беларусь”. На то, чтобы составить словарь-мартиролог многочисленных жертв повстанческого террора и летопись народных героев-белорусов, боровшихся за единство своего общерусского Отечества, у просвещенной белорусской бюрократии, очевидно, нет ни желания, ни средств. Зато на прославление местных польских повстанцев, воевавших за установление польского господства на белорусских землях и присоединение их к независимой Польше, деньги в тощем бюджете страны находятся. Авось европейцы-поляки, живущие по соседству, оценят бюрократическое усердие по достоинству. Ну как тут не вспомнить лакея Смердякова!
Энцыклапедыя гісторыі Беларусі . – Т. 5. – Мінск. 1999. – С. 238239.
