а спускаясь с крыльца, что-то бубнил себе под нос.
– Ну идиот, – сказал он. – Мудак апельсиновый.
– Что такое?
– Это квартира. Номер три. Дальше по улице, дом семь.
– Но, погоди. Там нет стоянки.
– Значит, станем посреди дороги.
– Жильцы не одобрят.
– Тебя не одобрят.
– Ты это к чему?
Старший пожевал губами, изобразив несколько фигур неодобрения.
– Ладно, я туда схожу. А вы достаньте тележку. Если пианино катить по дороге, колеса убьем, а тогда и нас убьют. Я пойду постучусь. А то чего доброго докатим, а дома никого.
– Хорошая мысль.
– Да, хорошая. А вы пока не притрагивайтесь к этому пианино, ясно?
– Ладно.
– Пока не скажу.
– Ладно!
Пока их старшего не было, двое грузчиков разглядывали человека на крыльце: того, что не захотел принять пианино.
– Как дела? – окликнул он их.
– Замаялись.
– Не хотите хлопнуть?
– Не-е. Боссу вряд ли понравится.
Мужчина на крыльце был среднего роста, с волнистыми волосами, синими глазами и исколоченным сердцем – а когда вернулся начальник грузчиков, вместе с ним в середине Пеппер-стрит объявилась тихая женщина с бледным лицом и загорелыми руками.
– Вот так, – сказал мужчина: он спустился с крыльца, пока пианино грузили на тележку.
– Я придержу вот здесь, если вы не против.
Вот так в субботу днем четверо мужчин и одна женщина катили пианино орехового дерева довольно далеко по Пеппер-стрит. Противоположные углы катившегося пианино поддерживали Пенелопа Лещчушко и Майкл Данбар – и Пенелопа не могла и догадываться. Она отметила про себя, как его забавляют грузчики и как он переживает за сохранность пианино, но все же ей неоткуда было знать, что этот прилив понесет ее до конца жизни, к последней фамилии и прозвищу.
Как она сказала однажды Клэю, рассказывая об этом:
– Странно подумать, но за этого мужчину я однажды выйду замуж.
Последний салют
Как вы можете себе представить, в доме мальчиков и молодых мужчин то, что один из нас уезжает, особо не обсуждалось. Уезжает, и все.
Томми знал.
И мул знал.
Клэй опять остался ночевать на Окружности, а воскресным утром проснулся, так и сжимая в руках коробку с подарком.
Он сел и перечел письмо.
Взял зажигалку и Матадора в пятой.
Он принес коробку домой, вложил в нее склеенный скотчем адрес Убийцы, сунул поглубже под кровать, затем на ковре не спеша взялся качать пресс.
Где-то на половине отсчета появился Томми: Клэй видел его боковым зрением с каждым подъемом торса. Голубь Ти сидел у него на плече, а ветерок трепал плакаты Генри. Это были в основном музыканты: старые. И несколько юных и женственных актрис.
– Клэй?
Каждый
