из младших Ханских шаманов по имени Дымун – и за это знакомство воздушный спасатель потом не раз благодарил товарища. Шаман, хотя и начинал чаровать при динозаврах и до сих пор пользовался терминологией, устаревшей ещё во времена царя Ломоноса, оказался не чужд новым веяниям, магией смертных интересовался активно и весьма помог Искрюгаю, у которого давно уже назрел проект усовершенствования некоторых употреблявшихся в спасательном деле чар.
Что касается Отжигая, то он отмёл все резоны Полыхая и согласился признать полезным только возобновление знакомства с дочерьми Магмуна-аги. Все последующие дни он посвятил флирту с тремя красавицами одновременно, благо, те резко переменили мнение о молодых джиннах и даже сами принялись добиваться их внимания – да только, увы, безрезультатно: поумневший Полыхай и всегда несколько малахольный в сердечных делах, а теперь ещё и увлечённый работой Искрюгай совершенно их не замечали! Зато Отжигай блаженствовал за троих…
***
Искрюгаю матушка, добрейшая Пекым, написала письмо. Состояла она служанкой при наперснице любимой жены Хана, а та, страдая мигренью, на извержение ехать наотрез отказалась. Даже, говорят, отозвалась о великом торжестве как о глупой мужской забаве: «Что там такого великого? Ну, Божественное Пламя, ну, извергнутся несколько джиннов… Изверглись – и молодцы, пускай идут по своим делам. А вам, мужчинам, лишь бы пошуметь. Вы бы хоть раз родить попробовали – поняли бы цену всем этим вашим извержениям…»
В общем, с ханской мигренью не поспоришь, и остались наперсницы, камеристки и прочий прислуживающий персонал без Магмуни-сарая.
Однако ж письмо было радостным. Какими-то хитрыми дворцовыми путями разведала добрейшая Пекым, что отец Искрюгая, доблестный Пали хай Горюн, записан на освобождение во второй очереди, то есть уже на следующий год – вместе со всеми жертвами Усатовского поля.
Сердце Искрюгая дрогнуло. Он любил отца, хотя и знал, что огорчает его своей гражданской карьерой и «вознёй со смертными».
Новость взволновала всех. Про героев Усатовского поля все джинны знали – дело шумное было. Некий закордонский генерал вывез с Чёрного континента (где оставил погибать свою армию) несколько дюжин бутылей с джиннами и ифритами разной степени выдержки. Не без их помощи занял престол и, короновавшись под именем Напугалон Бандопат, пошёл завоёвывать мир.
Первые джинны послужили ему на славу, и многие их сородичи потом шли под знамёна Бандопата с большой охотой – «косточки размять, смертных погонять». Державы, оказавшиеся на пути Напугалона к мировому владычеству, тоже обратились за помощью к бессмертному народу. Хотя бывалые ифриты и усмехались – мол, что это за война такая, измельчали смертные, то ли при царе Ломоносе, вот были войны! – однако ж на зов боевой трубы слетались, как мухи на мёд. И, пожалуй, такого количества джиннов в рядах смертных армий ещё никогда не собиралось.
Однако вскоре стали выясняться некоторые
