Ханом, но как будто отсиживающемуся в тылу.
В другое время Искрюгай бы просто ушёл, одарив несравненную Жарым грустным взглядом, а тут его понесло: вот, мол, как только соберётся Второй Сводный, так мы и ударим по маридам, может, уже не вернусь… Потом, вспоминая эти глупые речи, со стыда чуть гранитный пол не проплавил. Это всё от затянувшегося ожидания.
Скорей бы уж… хоть что-то.
С фронтов приходили вести – и большей частью странные, как-то не складывающиеся в общую картину. С Хлаадуна маридов выбили первым же ответным ударом, и выбили легко, но тут же потеряли три вулкана в глубине Грызландии. Бросили силы туда, вновь одержали подозрительно лёгкую победу – и снова получили неожиданный удар совсем в другой части света. Мариды обрушились на один из экваториальных островов, перебили там две дюжины джиннов, погасили вулкан и поспешно отступили.
Никто не мог понять, чего они добиваются. О претензиях на Хлаадун уже, кажется, можно было забыть, никаких больше требований маридские власти не присылали – только били куда ни попадя, как будто без всякого смысла и цели.
Одно уже было ясно: война предстоит нешуточная. Никого из смертных она пока не зацепила, стало быть, мариды всё же действовали осторожно и продуманно, и то, что их планы неясны, говорило только о недальновидности джиннов. Так, во всяком случае, рассуждал Маумун-ага, от волнения снизошедший до доверительной беседы с племянником.
Второй Сводный полк никак не мог собраться, и Искрюгай уже думал, что совсем сойдёт с ума, ожидая вызова к точке сбора, но внезапно ему повезло. Оказывается, могучий Сожги-Башка пока не сражался: Хан Ифритов призвал его к себе в ставку в качестве советника. И вот теперь он с небольшим отрядом всё же отправлялся к полярным льдам, а по дороге остановился на Бугай-горе – извержение-то никто не отменял, и он намеревался встретить брата.
Воистину, ни одно извержение не проходило ещё так буднично. Присутствовали только ближайшие родственники возрождающихся, Старший шаман (очень недовольный, ибо жаждал быть на передовой) с помощником, кое-какая прислуга и, конечно, хмурый как туча Магмун-ага с семейством. Не заметить сторонящегося всех и отчётливо нервничающего молодого джинна было невозможно. Вечером, в ещё не прибранной трапезной, засыпанной осколками гранита с потолка, Сожги-Башка позвал его к себе за стол, где сидел с возродившимся братом и сильфом-ординарцем.
–Вот один из тех героев мирного времени, о которых я тебе говорил, – сказал он Пылай-Башке.
Тот только фыркнул, окатив Искрюгая презрительным взглядом. Он был ещё слаб, как бывает со всеми после возрождения, ему бы следовало отлежаться хоть неделю, но он, поднимая кубок, объявил, что отправится в бой уже завтра:
–Вовремя я пришёл! Мариды проклянут тот день, когда победили меня, ибо страшна будет моя месть! Вдвойне же рад я тому, что вернулся в ту эпоху, когда Ханского внимания удостаиваются сопляки, не убившие ни одного врага, – прибавил он, ещё раз опалив взглядом
