бабушек, старичков, карасиков, удочки, поплавки и флюгеры – едва показавшиеся из черной бездны прошлого, чтобы опять навеки туда сгинуть.
Где-то в глубине сознания, как зародыш будущего, засветилась какая-то пронзительная бодрая искорка. Если бы кто-нибудь сыграл с ним самим такую шутку, он бы с удовольствием пожал руку этому гениальному фантазеру… Если бы он своими глазами не видел этот распоротый бок с желтыми прослойками жира, не чувствовал этот тошнотворный липких запах крови и пота…
– Ты еще не все сказал! – вдруг напомнил Мышонку Гусенок, в руках у которого кувыркался какой-то предмет.
– Верно, верно! – закряхтел тот, скрежеща зубами от жесточайшей боли и вращая выпученными красными глазами. Однако он не отпустил, а еще крепче прижал к себе Ваню.
Ваня разглядел, что Гусенок вертит в руках игрушку – потертого плюшевого медвежонка.
Помощница Машка рассказывала Ване, что у нее в детстве потерялся такой же – рыженький, милый, облезлый, потертый местами до замшелости плюшевый мишка. Сколько было пролито слез! У нее было счастливое детство. Умная дурочка. Шутила, что Ваня напоминает ей этого дурацкого жалкого медвежонка.
А ведь, действительно, разве не мелькала у него мысль, что не худо бы, может быть, и для себя самого устроить подобное Мероприятие. Только совершенно иного рода. Послать к черту весь экстрим. Нырнуть куда-нибудь в самую тину, лет на десять-пятнадцать. Семья, недвижимость, благотворительность. Шотландия, Новая Каледония, Нью-Йорк Сити. Не такой уж он маленький, наш шарик. Это было бы прикольно. Настоящая живая жизнь… Разве он не обожал эту глупую Машку?
Ваня засмеялся.
– Гляньте в окно, – сказал он, – у меня таких, как она, очередь до Кремля и обратно…
Гусенок подошел к окну, нарочно заглянул вниз.
– Нет, не вижу никакой очереди! – Он аккуратно поместил плюшевого медвежонка на каминную доску, среди рамок с фотографиями знаменитостей.
– Если ты думаешь, – тихо-тихо прошептал Ване Мышонок, – что все равно никто никогда не выполняет своих обещаний, ты абсолютно прав. Даже если выполнены все требования, те, кто шантажирует, не оставляет в живых заложников… Так что, скорее всего, девушки уже нет в живых. Даже если ее продали в какую-нибудь дикую Румынию или Албанию, все равно лучше просто забыть о ней…
Именно так Ваня и думал. Но уже не смеялся.
– Прошлое, – услышал он у себя над ухом, – куда страшнее и загадочнее, чем будущее. Как не бейся. Не изменишь. Не поправишь. Будущее, по крайней мере, когда-нибудь наступит, и все, может быть, встанет на свои места. А прошлое с каждым годом – все чернее, ужаснее. Это у прекрасных писателей написано, которых, как ты, конечно, думал, мы, дураки, не читаем…
Ваня покачал головой. Ни о каких писателях он слыхом не слыхивал.
– Мне нужно в сортир, – сказал он.
– Может
