Ване, – видишь, что ты наделал, подонок!
– Да, я подонок, – согласился Ваня, – но зачем вы меня трогали?
– Я сам виноват, – шумно вздыхал Мышонок. – Не объяснил толком, какие у него серьезные проблемы…
– Если со мной что-нибудь случится, – напомнил Ваня, – многим это не понравится! Слишком много больших людей вложили деньги в Мероприятие. А, главное, с нетерпением ждут возможности хорошо поразвлечься. Никто, кроме меня, не сможет им этого дать.
– Спорим, сейчас оторву тебе голову, и никто этого даже заметит? – мрачно предложил Гусенок.
– Кажется, он думает, что мы будем жечь его утюгом или шампуры в зад втыкать, – сказал Мышонок, морщась то ли от боли, то ли от смеха.
– У него ведь богатая фантазия.
– Приведи его ко мне, – попросил Мышонок товарища. – Мне бы хотелось с ним еще чуть-чуть пошептаться…
Гусенок вытащил Ваню из угла между холодильником и посудомоечной машиной и усадил на диван рядом с истекающей кровью и обливающуюся потом жирной тушей. Неослабевающая самурайская воля. Мышонок одной рукой комкал кипу своих ужасных салфеток, а другой обнял Ваню за плечи, ласково и крепко притянув к себе.
– Будем и жечь, и втыкать, голубчик, будем… Но не сразу, – доверительно и без крупицы мстительного злорадства говорил раненый. – Когда дело дойдет до этого, утюг и шампуры покажутся тебе сущей благодатью. По сравнению с тем, что тебе придется от нас претерпеть. Как Спасителю на кресте уксус – глотком холодненького кваса. А копье под ребро – чудесным уколом морфия…
– Творческие люди – самые живучие, – заметил Гусенок.
– Ничего нового я тебе, не открою, голубчик, – продолжал Мышонок. – Поверь, мы сделаем так, что ты действительно обрадуешься физическим мукам… Наши методы стандартные. Технология. Уничтожим самое дорогое. Не совсем по-христиански, конечно. Да что поделаешь!.. Испокон веку, даже ради благих целей, приходилось быть жестоким, брать в заложники целыми семьями, селениями…
Ваня неподдельно и искренне удивился. О чем он толкует? Кого собираются брать в заложники? Чем его собираются шантажировать? Что у него вообще есть такого «самого дорогого»?
Удивительно, но громадный монстр будто читал его мысли.
– Вот ты думаешь про себя, голубчик: «Черт с ним, пусть болтает, ничего, а я такая-эдакая сопля, человек с тысячью лиц, как-нибудь выскользну-вывернусь…» Ты-то думаешь, ты на свете один-одинешенек, вроде сиротки-найденыша. Ни точной даты рождения, ни отца. Оттого и любимая шутка: кто не знает национальности, тот точно еврей. Похож ведь, как похож! А мамка? С кем только не спала. Что ж ее теперь – ненавидеть?.. А ведь пристроил же, добрая душа, старую прошмандовку-алкоголичку туда, где кормят-поят, чтобы никто не нашел… А мы ее первую и отыскали! В молодости, говорят, красивая была. На цыганку похожа… Впридачу, несколько штук предполагаемых отцов! Не все уроды, честное слово. Один, помнишь,
