не рыдала. Слезы живым потоком лились по ее щекам, и она не успевала их вытирать. Платок стал мокрым, хоть отжимай. Она его выбросила. Сдернула кружевную салфетку из ларя.
– Выходит, родители скрывали от нас с братом… правду, – изумленно пролепетал Василий Шуйский.
Лукерья поднялась, прошлась по горнице, плеснула воды в лицо, старательно вытерлась льняным полотенцем. И уже вовсе спокойным голосом произнесла:
– Ох! Каким же твердолобым ослом оказался твой батька! – осуждая, покачала она головой. – Не уразумел, что сия женитьба сыграла бы на руку всему роду Шуйских! Все были бы в выигрыше: и племянники, и дети, и внуки… Стали бы настоящими ханами, а не токмо по бумагам, – с сожалением воскликнула она.
– Да се в голове не укладывается! Что нашло на батюшку? Отчего забаламутил?!
– Трудно сказать.
Тетка Лукерья села на мягкую кушетку, укуталась вязаным платком и от того показалась Василию добродушной и вовсе близкой. Однако эта близость мигом улетучилась, когда она обратилась к нему. Лукерья скользнула взглядом по лицу племянника и, словно оправдываясь, быстро заговорила:
– Василь, вот потому-то дед Шуйский рассвирепел и наказал твоего батюшку, а дед был лют! А как по-другому?! Не гневаться? – полыхнула Лукерья.
– Я уже ничего не знаю, – с навернувшимися слезами проронил Василий. – Я не ожидал такого от отца. – потрясенно выдавил он. – Вся жизнь пришла к краху…
– Да кто ожидал? Оказавшись глупым бараном, брат на всю Московию чудес накуролесил: долгонько не утихали толки!
Василий Шуйский понимал, что разговор окончен и ему следовало удалиться, чтобы гнев тетки не переметнулся на него. Он поискал повод откланяться, пока не нашел. Самое простое: решил продолжить трапезу. Так и сделал.
– А как дальше сложилось у кузины? – спросил, между прочим, зная ответ наверняка.
– С дочкой-то? – тяжело вздохнула Лукерья. – Известно. Авдотья не смогла перенести горя и отправилась в монастырь. (Весть).
– Нашла успокоение душе…
– Ивась с отрядом сопровождал ее до места и долго отговаривал от такого решения, а она уперлась – ни в какую!
«Чего батюшка впутался?» – поохал Василий, вдруг
принявшись уплетать крохотные вкусняшки-варенички. От потрясения у него прорезался зверский аппетит.
– Как слепота нашла на брата: пошел вразрез с выгодой всей семьи! Все хлебнули… И я теперь лишена и мужа, и дочери, и внуков, и радости жизни…
– И мы с братом… всего лишены: обделенные! – не удержавшись, выпалил Шуйский и умолк.
Василий переполнился горькими событиями родни, повлекшими за собой раздор Шуйских, до такой степени, что ему стало не по себе. Он вспомнил свое нищенское прозябание, когда приходилось экономить на всем. Ему, родовитому, приходилось с трудом выкраивать средства на наряды и даже на пищу,
