И откуда только ты такой взялся, Сапожков, ума не приложу. Нет, ты, всё-таки, гений технического прогресса, и не спорь!
Митька расплылся в добродушной улыбке. Ему было очень лестно и весело на душе оттого, что он смог подарить друзьям столько необычных минут, а главное – не ударил лицом в грязь.
– Знаете что? – Сапожков задумчиво переминался с ноги на ногу. – Вы тут побудьте уж без меня немного, а я отлучусь на пару минут. Хорошо?
– Давай, давай, поторапливайся, друг мой, – пошутил Малышев, мысленно проиграв свою версию Митькиной просьбы, – а не то опоздаешь.
Сапожков быстро вышел, хлопнув где-то в отдалении раза два дверьми, и всё стихло. Ребята молча слонялись по освещённому помещению, трогали и ощупывали различные части конструкций аппаратов, то нагибаясь, то привставая на цыпочки, заглядывали в их труднодоступные места.
Посидев поочерёдно в кресле реактивного летательного аппарата, подвигав рычагами управления и убедившись в справедливости Митькиных слов, они перешли к махокрылу. Усевшись на его сиденье, Малышев стал манипулировать рукоятками привода рулей высоты, крена и разворота. Их плоскости повиновались ему без больших на то усилий. Кузя закрутил педалями ножного привода машущих крыльев. На Остапенко повеяло прерывистыми, упругими струями воздуха. Махокрыл тронулся с места. Но Саня тут же остановил его движение, ухватившись за Кузино плечо.
– Хватит, хватит, раскатался, – последовало внушение не в меру распоясавшемуся испытателю. – Хорошего понемногу. Дай и мне попробовать.
Они поменялись ролями. Теперь Саня двигал рычагами и крутил педали, а Кузя придерживал махокрыл на месте.
– Здорово всё-таки! – доверительно произнёс Саня. – Представляешь? Летишь высоко-высоко, крутишь себе педалями, легко и свободно, как на обычном велосипеде. Вокруг тебя – тишина-а-а. Небо синее, солнышко, птицы разные там с тобой наперегонки соревнуются. Внизу – дома и люди такие маленькие-маленькие…
– … и весь наш класс, – не дал договорить Кузя, – пребывая во чистом поле, из-под руки любуется машущим полётом отважного воздухоплавателя Александра Остапенко. Торжественные звуки оркестра, ликующие возгласы, девчонки визжат от восторга и удивления, бросают в воздух чепчики. Ребята от радости, с чувством мужского достоинства, энергично жмут друг другу руки, тайком утирая невольно скатившуюся скупую мужскую слезу удовлетворения…
– Слушай, я же серьёзно! – прервал Саня.
– И я тоже – серьёзно, – вторил ему Малышев. – Пора и честь знать, производи посадку и…
Не успел Кузя докончить фразы, как дверь вдруг с шумом распахнулась. На пороге выросла странная фигура, от вида которой друзья невольно вздрогнули и почувствовали, как по всему телу поползли мурашки. Перед их обескураженными взорами предстал громила, в прямом смысле этого слова, со смуглым, немытым, иссечённым жуткими шрамами лицом, заросшим густой,
