чета. – В такие-то годы!.. Знали бы родители!..
Братва приутихла, с интересом выжидая, что ответит Кузя.
– Они знают, тётенька, – словно не своим голосом ответил Малышев, – знают! Они у меня понятливые.
Женщина, склонив набок голову, с сожалением и укором, пристально посмотрела на Кузю. Больше она ничего не сказала.
– Пойдём, Лёша! – вздохнув и горько улыбнувшись, обратилась она к мужу, и супружеская пара продолжила свой путь.
А Малышеву стало жутко стыдно за свою дерзость и обидно за стариков.
– Молодец, Малыш! – похвалил Пашка. – Культурно, вежливо отшил ты этих старых пней. Учитесь дипломатии, орлы! – бросил он в сторону напарников.
Кузя, будто вспомнив о чём-то, приподнялся со скамейки, обводя взглядом окрестности набережной. Он пристально посмотрел куда-то вдоль по течению реки, потом в сторону Стручковского парка, и вновь опустился на скамейку.
– И чего только они медлят? – неотступной мыслью сверлило в голове.
– Кого это ты там высматриваешь? – насторожился Пашка. – Своих что ли?
– Ага, их самых. Задерживаются что-то, проказники.
– Ну, и нам скоро пора двигать отсюда, – немного погодя заявил Пашка, невольно заёрзав на скамейке. Его ничуть не прельщала перспектива получить удовольствие от встречи со своим грозным соперником и кровным обидчиком.
А набережная жила своей жизнью. Отовсюду неслись оживлённые голоса, слышалась весёлая речь и смех. Из беседки доносились звуки какого-то кавалергардского марша петровских времён.
Однако, скоро в стане «крутых парней» почувствовалось некоторое оживление.
– О-о-ой, о-о-ой! – паясничая, с нескрываемой иронией в голосе, прогундосил Клаксон. – Ты только глянь, шеф! А вот, кажись, и наш бычок-производитель тащится со своей тёлкой-раскладушкой.
Малышев тоже посмотрел в сторону, куда были устремлены взоры честной гоп-стоп компании. Метрах в пятидесяти маячили приметные фигуры Шишкина и Ставицкой. Гришка, словно павлин, распушивший хвост, с претензией на светскую вульгарность, шествовал поручь со своей подругой, совершенствовавшей очередной кокетливый эпатаж.
– Ишь, а гарцует-то, как гарцует! – подал голос Жора-Интеллигент. – Словно жеребец.
Клара, привлекая внимание то и дело оборачивающейся вслед ей публики своим горделивым, невозмутимым видом, шла вся в белом. Её довольно-таки красивое и очень смуглое, загорелое лицо выгодно контрастировало на фоне белоснежного, длинного до пят платья с двойным передним разрезом и долгополой, белой шляпки. В одной руке она держала красивый китайский веер, томно обмахиваясь им, а в другой – мороженое с накладными вафлями, мило облизывая его по краям. Гришка, в такого же цвета брюках и ковбойке, по-хозяйски заложив руки за спину, то следовал со своей спутницей «ноздря в ноздрю», как говорят на скачках, то оказывался на добрых полкорпуса впереди.
– А Клархен-то: не Клархен, а
