жили ещё три семьи преподавателей. Тогда было решено, что пора Валентине увольняться. Долгие годы, проживая уже в Малаховке, она продолжала ездить на работу в Раменское. В коллективе Валентину любили и жалели, когда она ушла с почты. Но она, добровольно согласившись на роль домохозяйки, с головой окунулась в заботу о муже и ни о чём другом, кроме как помогать ему, не думала. Иван Иванович с первых же дней погряз в административной волоките: письма, звонки, договоры по стажировкам студентов, поиск новых партнёров для этого. А помимо того – у кого больничный, у кого отпуск, кто в декрет ушёл, кто, наоборот, вышел из него. Все документы требовали проверок и личной подписи ректора. Дома его почти не было, отчего все дела по хозяйству вела Валентина. Справлялась, как могла, ибо ближе к сорока годам её загубленные в детстве желудок и поджелудочная постоянно давали о себе знать. Детей у Орловых не было. Не работая, Валентина начала усиленно лечиться по-женски, села на гормоны, мечтая родить ребёнка. Но лишь вес набрала. Разочаровавшись в собственном бесплодии, женщина состригла толстую косу, перешла на обувь без каблуков, удлинила юбки, стала одеваться, даже не пытаясь прихорашиваться. Иван Иванович, замечая эту угрюмость, не раз предлагал супруге устроить её секретарём на одну из кафедр, чтобы был у жены хоть какой-то стимул выходить из дома. Валентина отказывалась. Перед бесшабашными студентами и представительными преподавателями она робела, боясь непременно оказаться в постыдном положении.
Даже перед соседями по дому жена ректора зажималась, зная, что нет у неё образования, что не умеет говорить, как нужно. Замечала, что после любой мало-мальской покупки, её восторги, родом из детства, в котором радости было с гулькин нос, коробили Бражника. Видела, как сторонится её Бережной, который на женщин внимания не обращал никакого, а ей выказывал уважение исключительно из-за положения мужа. Да и с Галиной Петровной Михеевой – единственной, кроме неё, женщиной «зелёного домика», соседствовавшей на площадке, подружиться не удавалось. Михеева была характера лёгкого, но из-за скоропостижной кончины мужа в быту сделалась затворницей.
После сорока лет Орловы отбросили всякую надежду иметь потомство. И если Ивану Ивановичу было куда тратить свои отеческие чувства, то Валентина постепенно снова превратилась в дикарку, какой была в детстве. При этом она никогда никому не жаловалась и вела себя довольно скромно.
Глянув на часы и подумав, что успеет до четырёх сварить бульон, накормить жену, а затем вернуться на рабочее место, Иван Иванович поспешил домой. В четыре он ждал звонка от хирурга из Бурденко. Ещё внизу, едва открыв входную дверь, Орлов почувствовал вкусный аромат куриного бульона. Спутать его нельзя было ни с каким другим. Запах этого навара Иван Иванович помнил с детства, когда в голодные послевоенные годы, разжившись кожей и костями от курицы, мать варила им с братом бульон.
