это, Павел Константинович, вообще ни на что не похоже! – пришёл ворчун в негодование. – Не успеешь отойти от новости о вертолёте, как тут же тебя посылают больные терапии!
Часто при больных врачи обращались друг к другу по имени-отчеству, что тоже было своеобразной игрой в авторитет. Тереньтев, коллега, друг и такой же вольнодумец, как Балакирев, в том, что касалось хирургических решений по отдельным случаям или методам послеоперационного лечения, снова подмигнул Николиной.
– Жаль, господа, что не могу принять участие в вашей содержательной беседе. – Поравнявшись с Терентьевым, Лена наклонилась к его уху и прошептала: – Павел Константинович, скажите вашему приятелю Алексею Александровичу, что меня тоже привезли к вам на вертолёте. Так, на всякий случай, – блондинка многократно кивнула, а в её глазах запрыгали чёртики.
Терентьев мгновенно перестал улыбаться:
– Да ладно?
Николина молча и с закрытыми глазами покачала головой.
И пока один мужчина обдумывал услышанное, а другой сгорал от нетерпения узнать, что же тот услышал, она уже поднялась на самый верх и оттуда помахала врачам:
– Доброго пути, люди в белых халатах.
– Судя по тапкам – бэспризорница. Но с каким характером, а! – цокнул языком Терентьев на кавказский манер. Возможно, когда-то в кровь его предков вмешались гены представителей этой части страны, иначе откуда, при русых волосах было бы взяться черным густым бровям и ресницам?
– Я не понял, а чего это она наверх покондылябала? – возмутился Балакирев, бросая вопрос вверх, но при этом совершенно не сердясь. Ему нравилось общаться с людьми дерзкими и умными, каким был сам. Судя по юмору, дурой девушка не была.
Терентьев спустился, взял коллегу под руку и нежно так, почти по-отечески, предложил пройти в приёмную главврача.
– Шоколадку для Танечки взял? – похлопал он друга по выпирающему карману, в котором можно было спрятать не только плитку, но и коробку конфет для секретарши Маркова. – Вот и прекрасно. Сейчас пойдём, всё спокойно узнаем, а потом уже будем задавать вопросы, да?
– Ты что со мной, Паша, говоришь, как с душевнобольным? – поразился Алексей Александрович такой покладистости.
– Это я не с тобой, Лёша, это я с собой, как с душевнобольным говорю. Потому как, согласно твоей же формулировке, все меньше и меньше понимаю, что же это тут у нас происходит.
Не настаивая на других уточнениях, Балакирев молча проследовал за дубовую дверь обширной приёмной главного врача.
7
Ректор Орлов спешил домой. Кроме того, что время уже приближалось к часу и хотелось есть, Иван Иванович очень переживал за больную жену. С Валентиной они познакомились в юношестве в туберкулёзном диспансере. Оба ходили туда на физиопроцедуры. Чахотка после войны была явлением нередким. Маленькая и щуплая, Валентина
