катилась вода и, падая капля за каплей, выдалбливала в слипшихся крупинках кварца микроколодцы. – Держи, вдруг пригодится, нам еще возвращаться по жаре.
Катя машинально схватила кепку (за всей этой кутерьмой она совсем про неë забыла), струи глухо забарабанили по обутой ноге.
– Зачем ты мне еë дал, она мокрая. Забери. Когда высохнет, отдашь.
Катерина быстро всунула головной убор Хасану в руку, для парности стащила второй башмак и, расплëскивая воду, пошла к любезно предложенному седалищу.
Легкий бриз дышал ей в лицо напоëнным влагой, хорошо просоленным воздухом, полоскал скрученные в колечки кончики ниспадающих волос, теребил края футболки.
– Тебе помочь? – Хасан помахивал бейсболками, сложенными плоскими сторонами.
– Хочешь вдобавок обувь подержать? – не прекращая работы, Катерина вопросительно посмотрела в его сторону, поспешно перекинула через шею пряди с левой стороны на правую.
– Нет, тебя.
– Меня не надо держать. Я сижу. А вот ты почему стоишь? Поднимайся. Я догоню.
– Только после вас! – Он демонстративно вытянул руки в сторону каменного перила.
– Вот это да! Ты вспомнил об этикете! – женские глаза светились недоумением, тонкая дугообразная бровь чëрной галкой вспорхнула вверх, мимические морщинки последовали еë примеру, обувь бесцельно зашлëпала по волнам.
– Нет, – Хасан заразительно захохотал (Неужели мне заново начинает нравится его смех?), – только анекдот про противопехотные мины. Рассказать?
– Побереги воздух, он тебе пригодится, – язвительная гримаса продемонстрировала ему ровные белые зубы, не менее прекрасные, чем у него. – Я его знаю. – Катя резко мотнула головой, волосы длинным густым веером перелетели к левому плечу, чувствительно ударили по подбородку, кончики с размаху нырнули в воду. Несколько соленых капель осели на щеках, но Катя их не заметила. – Дурак! – отворачиваясь, пробубнила она, принимаясь за прерванное занятие.
***
С каждым шагом разнокалиберные ступени (то низкие, то высокие, то узкие, то широкие, то ровные, то покатые) поднимали их выше над уровнем моря, уводили от подковообразного клочка суши, отвоëванного бушующей стихией у высокой скалы, отдаляли от шума прибоя и гомона вернувшихся чаек. Кэт шла впереди, округлая приподнятая попка соблазнительно покачивалась. Когда женская нога вставала на очередную перекладину, край мокрой длинной футболки отлипал от гладкой загорелой кожи бедра будто лишь для того, чтобы легонько чмокнуть еë при следующем шаге. При этом белый трикотаж поочередно занавешивал одну ягодицу в голубых плавках купальника и обтягивал другую, напоминая бело-голубой семафор. Иногда из подрубленной ткани сочились водяные струи и стекали под колени. Кэт смахивала их, точно назойливых мух.
Прижаться бы к ней сзади, стиснуть в объятиях, врасти каждой клеточкой, раствориться в запахе каштановых кудрей, –
