волос, батареями шампуней и чем-то еще, соответствующим роду деятельности. Я подумал, что витрина призвана демонстрировать посетителям богатство парикмахерского спектра.
На самом деле жидкости и притирки стояли на виду потому, что в убогом заведении недоставало места для их хранения.
Пока я ждал своей очереди, из зала вышла мастерица, отомкнула дверцы ключом и принялась рыться в поисках коробки с краской для седого старого дурака, который сидел в кресле с видом школьника, напомаживающегося к первому свиданию.
У парикмахерши были некрасиво обесцвеченные волосы и узкие бедра, затянутые в джинсы «унисекс», на лице лежала печать злой тупости, характерной для представительниц профессии. Таких девиц я встречал среди студенток и даже аспиранток УГАЭС – «Уральской государственной академии экономики и сервиса», где я сначала прирабатывал параллельно с университетом, а потом писал за хорошие деньги «математические главы» к диссертациям по социально-экономическим дисциплинам. Парикмахерша меня не заинтересовала ни на секунду, но когда она склонилась в шкаф, я увидел, что ее розовая блузка имеет сзади вырез до пояса, демонстрирует кусок спины, перечеркнутый планкой красного бюстгальтера.
Застежка была однорядной и выглядела изящно, к тому же казалось, будто единственный крючок вот-вот расцепится сам по себе. Спина была загорелой: забегаловка имела солярий – и вся картина смотрелась весьма привлекательно.
Минут через двадцать я сидел в кресле, насмерть укутанный пудермантелем, и над моей умной головой колдовала парикмахерша –вульгарная девка с прокуренными руками; возможно, даже эта, в красном лифчике, выставленном напоказ.
Я думал о том, что времена меняются, причем непонятно в какую сторону. Что современный школьник может в любой момент забежать в этот «салон» и налюбоваться бюстгальтером, застегнутым на женском теле – хотя на самом деле он не станет даже смотреть, поскольку видел еще и не то. Например, купальники, едва прикрывающие соски или платья с прозрачной вставкой на боку, позволяющей рассмотреть трусики. Но вопрос заключается в том: более ли счастлив во всеведении мой нынешний ровесник, чем я, ничего на ведающий и оттого воспринимающий мелочи с повышенной остротой?
А воспринимал я их так, что на определенный период чужой лифчик затмил весь белый свет.
Постепенно от реального созерцания я перешел на следующий уровень восприятий.
Когда что-либо не располагало к посещению чердака, я спешил из школы домой и всегда успевал совершить нужное до прихода матери. Теперь я занимался нехорошим делом в туалете, даже не полураздеваясь: фантазии о женщине ускорили процесс и я не опасался быть застуканным на месте преступления.
Тогда, я конечно, еще не знал истинной природы любых человеческих ощущений: ничто сильное не имеет супремума, достигнутое радует недолго, почти сразу вызывает желание превзойти.
Но уже чувствовал этот закон на себе.
Через некоторое время сила
