подчиняясь неторопливой музыке, сводили и разводили, и вытягивали ноги, туго обтянутые трикотажем и оттого кажущиеся голыми.
При наблюдении я определил самую полюбившуюся из исполнительниц.
Она была чуть более упитанной, нежели другие, имела невыразительное лицо, чуть заметную грудь и толстые, как булки, верхние части ног.
Телеоператору она нравилось не меньше, чем мне; в заключительных упражнениях камера задерживалась на ее теле. Долгие планы демонстрировали ее светлые окорока, кажущиеся более толстыми и более гладкими, чем были, поскольку под коленями начинались контрастные черные гольфы. Гимнастка без эмоций лежала на боку, ноги ее поднимались и опускались, словно крылья бабочки.
С точки зрения современных подростков такое зрелище, конечно, было смехотворным.
Источником моих наслаждений служил убогий черно-белый телевизор, вокруг темных частей изображения слоилась тройная «волна» отраженного сигнала: городской передатчик имел малую мощность. В серых пятнах я скорее угадывал, нежели видел ноги спортсменок.
Но в искусстве наслаждаться аэробикой я достиг вершины самоудовлетворения, не имевшей равных.
За короткий срок я научился хранить полную готовность на взводе в течении десяти минут передачи. Противоборствуя попыткам тела сработать самостоятельно, я дожидался момента, когда толстушка шире всего раздвинет ноги и купальник туго натянется на том месте, которое – как я узнал спустя годы от своей жены-медика – по-научному именуется «вульвой».
Чем заканчивалась телеаэробика, уточнять не буду.
Скажу лишь, что старый «Темп» стоял на тонких ножках, под ним был паркет, поскольку родительский ковер туда не доставал, а кинескоп был спрятан под стеклянной маской, вытереть которую не представляло труда.
К сожалению, аэробику прикрыли раньше, чем прекратил существование сам канал.
Уже во взрослом возрасте, я слышал про метод лечения мужчин с нарушениями половой функции: их заставляют смотреть порнографию и достигать пика одновременно с экранными героями.
Я не ставил себе никакой цели, потому что ее не знал.
Я просто хотел получать наслаждение, глядя на раздвинутые ляжки девушки.
Когда аэробика прекратилась, мои сеансы с газетными гимнастками подогревались мыслями о телепассии.
К тому времени я сделался профессионалом нехорошего дела, научился совершать процедуру над собой быстро и беззвучно, мне перестало мешать даже присутствие родителей в их комнате.
Мать с отцом мирно смотрели телевизор, я тихонько запирался в туалете, пристраивал в притвор двери страницу со спортсменкой, смотрел на нее и одновременно вспоминал девушку с аэробики.
Мне удавалось совместить видимое и мыслимое, я воспаленно фантазировал о том месте, где у женщины сходятся ноги.
Но почему именно о нем, а не о пупке или, например, о подмышке – я не знал, хоть убей.
3
