style="font-size:15px;"> Шуру, после интеллектуальной беседы с красоткой Оксаной, тошнило.
– Что это за город – кустов не найдешь, – постанывал он, – вот ньюйоркцы, молодцы, завели себе Централ-Парк. Случись с каким-нибудь джентльменом или леди беда – приспичит им, и, пожалуйста, в парке полным-полно кустов. Зашел, оправился, утерся платочком – и вот, ты снова «на коне».
– Что ты причитаешь, – попытался я одернуть Шуру, – кого же после шампанского не тошнит?
Всех тошнит. И старых и малых. Все знают – на что идут. Ты давай соберись. Прояви мужество.
Шура был не виноват – возможно, шампанское было из «паленого» спирта. А с ним шутки плохи. Один мой приятель – Сержик Соколов – все бегал по сомнительным ларькам, покупал »паленый» спирт – тещу подпаивал. Он, дурень, надеялся, что теща ослепнет, и тогда жизнь наладится. Теща не ослепла, а вот у него ногу парализовало. Теперь машину водить не может.
Возле моста из тумана вылепилась могучая фигура полицейского. Он молча указал нам свернуть налево, к набережной. Мы свернули, стояли и ждали.
Из тумана аккуратно вынырнула темная машина, за ней вторая, третья… Они выныривали из тумана и плавно ныряли обратно в туман. Тишина стояла полнейшая. Это была Власть.
Мы стояли спокойно – мы никак не соприкасались с Властью. Ей было не до нас, а нам не до нее. Мы не наступали друг другу «на мозоли» – обе стороны знали и выполняли «правила
игры».
– Я что подумал, – сказал Шура, когда мы шли по мосту, – я вот, когда о своем деде рассказываю, говорю: «Он жил при Брежневе», о прадеде могу сказать: «жил при Сталине»,
мои внуки, стало быть, скажут обо мне: «жил при таком-то». И это все, чем я войду в историю? Почему именно так?
– Просто на любом товаре должна быть этикетка. Нынче «этикетка» такая.
– Кто же меняет «этикетки»?
– Вероятно, Вкус Времени.
Меня беспокоило, что Якушев не берет трубку, что на улицах народу мало, а машин и вовсе не видать. И беспокоил туман от реки – он был угрюмый, равнодушный, наделенный страшной силой – он продолжал методично, квартал за кварталом, прятать и заглушать улицы, и прозрачней не становился.
Площадь перед офисным центром была пуста. Мы вошли через вращающиеся стеклянные двери и подошли к стойке охраны. Охранник, усатый мужчина лет сорока, с лицом суворовского гренадера, осторожно разглядывая нас, спросил:
– Вы к кому?
Я не успел рта открыть, как Шура, идиот проклятый, со строгой болью глядя в глаза охраннику, резко произнес:
– Волкова на месте? Мы – хирурги с Урала. И вот еще что: на каком этаже тут мужской сортир?
Маска хирурга намертво прилипла к его лицу.
Охранник отстегнул кобуру с пистолетом и сказал:
– Верно люди предупреждали – в Братске по ночам и то спокойнее.
И он пошел к выходу.
Прочитав таблички, мы поднялись на нужный этаж. Люди, работающие в офисах, сидели, склонившись над компьютерами,
