черви. Человека не обманешь! Человек обычно точно знает, жив он или мертв.
Абби пожал плечами, обернулся в поисках урны и сунул в нее прут.
Он вздрогнул от рукоплесканий и громогласного рева, раздавшегося со всех сторон.
– Сейчас выйдет доминус! – гаркнул кто-то под ухом Абби. – Святой доминус!
Толпа заволновалась. Крики смолкали, люди принялись возиться. Все кругом склоняли головы перед сценой, каждый благоговейно улыбался, указательным пальцем вырисовывая на лбу квадрат. Абби тоже почесал лоб.
В распахнутых дверях показался доминус. Полоща на ветру объемными одеждами, он прошествовал по протяженному крыльцу словно по подиуму к самому краю сцены.
Вокруг раздавалось бормотание – люди благословляли главу Кайола. И вместо жарких аплодисментов были слышны лишь жаркие воззвания к небесам. Доминус так же не молчал. Закончив свои благословления, он указал пальцем в толпу и начертил в воздухе квадрат. Люди подхватили этот жест и вновь вывели на своих лбах невидимую фигуру. Абби так же поковырялся у себя в бровях, не особенно старательно выводя ровные стороны квадрата. Он не задумывался о важности и нужности этого жеста, но раз то было необходимо, раз так было положено – он не спорил и прилежно повторял за всеми. Он не знал никого, кто не вырисовывал бы на лбу квадрат, посему ни на секунду не сомневался в необходимости сего действия.
Доминус тем временем подошел к установленному в стойке микрофону и, откинув развевающиеся, словно знамена, шлейфы, воздев перед собой руки, принялся громко возвещать людям свое слово. Он говорил, обратив взор больших и блестящих как у лошади глаз к небу. Речь его струилась вдохновенно и выразительно, это был очевидный экспромт, и эта жаркая стихийность пленяла даже больше, нежели мелодичность и чистота голоса доминуса, который, обладая ко всему прочему еще и поэтическим талантом, разливал по площади плавные речевые обороты как хрустальный ручей. Он также поздравил фастарцев с началом теплого сезона и пустился в повествование о богах и сотворении мира, поскольку посчитал эту тему весьма символичной в первый день весны.
– Наш мир, – он воздел сжатую в кулак кисть, – возник из Средоточия. Было оно изначально пусто, но пустота его являла собою Напряжение – разрастаясь, рождает оно безумные вихри, которые, излившись в своем безумии, остывают навеки, даруя почву семенам жизни, что всегда торжествует на останках былого безумия.
Средоточие есть темное семя, частица первоначала – Бога, Абсолюта, Великого Ваккума, рождающего вселенные.
Было оно подобно одной из миллиарда дланей, сжимающих в себе ту же мощь и напряжение, постичь которые не в силах мы, дети Средоточия, двигатель, кровоток божий, бегущий по одной из миллиардов артерий, питающих его.
Бог есть Четыре Сущности. Четыре демиурга, что создали все сущее. Каждый являет собой неповержимую
