должен обретаться мир людей. И в безмятежности существовать, смирившись и подчинившись извечной круговерти. Дабы весь мир застыл и слышать мог мой Голос. И слушать должен вечно!
Все люди мира так различны. Чарующе пленительны они – и ни один не повторяет прочих! И только я один сполна смогу их красотою насладиться. Я овладею каждым, суть его познав. Их уникальность – вся моя. Я буду знать их тайные желания, проникну вглубь всех сокровеннейших секретов. И буду упиваться ими. Тобою буду упиваться, человек. И ты люби меня! Я – благо, я твоя опора. Я истинная, чистая любовь. Я защищаю и даю тебе надежду. Прожить спокойно маленькую жизнь свою в довольствии, согласии и мире. И эта жизнь придется всем по вкусу.
Ведь все едины будут в жизненном порядке. Едины ценности и общи все привычки. И даже обликом вы станете похожи, к благопристойности все помыслы направив, что приведет к смирению и кротости. На сем стоит отныне свет. На подчинении, что вас приводит к миру. А значит – к будущему. И миллионы новозарождённых душ, потомки всех ушедших поколений – подобно грандиозному театру огромным залом зрительным внимать мне будут. Внимать мне вечно!
О ты, любовь моя, проси чего желаешь. Я все исполню. Разум твой я обласкаю так страстно, как ты пожелаешь. Я твою душу ублажу всем, что она захочет. Ты хочешь гнева? Будет тебе гнев. Вступи со мной в единоборство, выплесни всю ярость. Ты хочешь страсти? Будет тебе страсть. Вообрази меня кем хочешь – я тобою овладею. Иль ты меня бери. Бери же бесконечно!
Я благо, Голос мира на земле.
Каким бы мудрым и возвышенным ты ни был, каких бы правильных речей ни говорил, все так же недоволен ты собою, о человек, как много лет назад. В отрочестве ты клял свою незрелость, затем сгорал от разочарованья, что все мечты твои не стали явью, ты не расцвел, увы, как рододендрон. Чуть позже с горечью взираешь на себя и головой качаешь с сожаленьем, вновь недовольный глупостью своей в эпоху юности. Ты осознал, что украшеньем плоти единственным и истинным в природе является лишь молодость. Теперь ты озираешь свое тело и с раздраженьем констатируешь тот факт, что увядание тебя уже коснулось. Не так упруги руки, грудь слегка уныла, и дряблым стал живот, и щеки опустились, мешком свисает шея, ну а зад, хвала всем небесам, что ты не видишь. Страшней его, пожалуй, не сыскать уж места во вселенной.
Местами кожа рыхла и рассохлась, похожа она стала на пергамент. Местами сморщена она, суха, пожухла – похожа на слоновию мошонку. Ты не находишь? Поразительное сходство.
И ужас старости порой грызет тебя нещадно, о мой любимый человек. Не так страшишься смерти ты, как немощи и жалкой слабости. Ведь ты привык быть сильным и свободным, а немощь путами тебя обвяжет, и не сойдешь ты с места словно камень. И если вызывать ты будешь уваженье за мудрость, искушенность твоих лет, то не без жалости, мой друг, о без неё никак.
Ты уже знаешь, о любовь моя, что вскоре твои клетки
