пустыни. Пройдя тридцатилетний путь деревенского священника, тот был весьма суровым батюшкой. Живя верой в Божьи чудеса воскрешения из мертвых и исцеления плоти и духа, он всегда помнил о том, как Христос кнутом изгнал из храма торговцев, воспринимая этот эпизод как чудо не меньшее, чем остальные. Немногочисленную паству свою он знал прекрасно, а потому был с ней суров и справедлив, требуя от истинно верующих прихожан реальной духовной работы, а не формального соблюдения религиозных обычаев. Непримиримо борясь за души селян с рогатым, который чаще всего являлся в этих местах в образе поллитровки, отец Василий снискал себе немало врагов среди местных забулдыг. Они мелочно пакостили ему то тут, то там. Кроме того, несколько раз писали коллективное письмо в Синод, жалуясь на суровый нрав настоятеля, который нередко накладывал епитимью на пьющих дебоширов, а некоторых даже грозился отлучить от церкви. Суров он был и с неверующими грешниками, не давая социальным работникам закрывать глаза на семьи, неблагополучные из-за собственной разнузданности.
Разговорившись с отцом Василием после вечерней службы, монах сразу же увидел в нем того, кем Алексий и сам истово стремился стать. За небогатым постным столом перед ним сидел самый что ни на есть настоящий воин Христов, с головой погруженный в свой многолетний ратный подвиг.
– Вот посудите сами, отец Алексий, – проникновенно говорил отец Василий, бросая на собеседника глубокий взгляд теплых живых глаз, не потухших и не очерствевших от времени. – Такие понятия, как «религия» и «институт церкви», ведь по сути своей кощунственны и богохульны. Что они несут молодым мирянам? Ощущение того, что в храм Божий можно прийти, словно в собес какой-нибудь. Там заявление заполнил, а тут свечку поставил да перекрестился. Формальности все уладил – и порядок. А сколько таких, кто к алтарю за религией идет? Горько сказать, но ведь их большинство. За обычаями идут, не за верой. Не за осмысленным покаянием, которое душой пережить надо. От двух своих прилежных прихожан сам лично слышал: «На Пасху нажраться надо, чтоб все как у людей». И греха за собой они не видят, ведь свечки ставят да «Отче наш» читают. А то, что они своим безверием храм оскверняют и что детям своим такой пример подают, от веры их отлучая… Даже и понять не могут. – Священник сокрушенно тряхнул головой.
– Да, «институт церкви» – это, конечно… Хотя я, отец Василий, очень много истинно верующих прихожан вижу, – попытался возразить ему монах.
– Так что ж сравнивать-то! К вам в обитель люди в основном сознательно идут, с чаяниями, с горем, с надеждой на прощение. А ко мне нередко не заходят даже, а забегают. «Надо бы в церковь заскочить, Богородице поставить». Как вам такое выражение? И ведь не просто слова. Ведь и правда заскакивают. Вот в чем беда. Это ж не дети Божии, а «этнические христиане». Страшное это выражение, потому что верное. Если вера истинная верх не возьмет, храм Божий со временем в фольклорный элемент превратится.
– Вера верх возьмет, отец
