ипохондриком, мистером Урбаном Дэгонетом с Вашингтон-сквер, который ради удовольствия с нею познакомиться нарушил свое строжайшее правило между январем и апрелем никогда не обедать вне дома. Герцог и графиня беседовали чуть ли не двадцать минут, после чего она встала, в одиночестве пересекла широкую гостиную и села возле Ньюленда Арчера.
В нью-йоркских гостиных даме не полагалось покидать одного джентльмена, чтобы искать общества другого. Этикет требовал, чтобы она сидела неподвижно, как истукан, и ждала, а мужчины, желавшие с нею поговорить, сменяли друг друга возле нее. Но графиня явно не сознавала, что нарушила какое-то правило; она совершенно непринужденно сидела в углу дивана рядом с Ньюлендом Арчером и в высшей степени благодушно на него смотрела.
– Расскажите мне о Мэй, – проговорила она. Вместо ответа Арчер спросил:
– Вы были знакомы с герцогом раньше?
– О да, мы виделись с ним каждую зиму в Ницце. Он очень любит карты и часто бывал в нашем доме. – Она сказала это очень просто, как могла бы сказать: «Он любит полевые цветы», после чего чистосердечно призналась: – По-моему, он самый скучный человек на свете.
Это так понравилось собеседнику, что он тут же оправился от легкого шока, в который его ввергло предыдущее замечание графини. Было поистине забавно встретить даму, которая находит вандерлайденовского герцога скучным и осмеливается высказать свое мнение об этом. Он хотел задать ей несколько вопросов, чтобы узнать побольше о жизни, на которую бросили такой яркий свет эти небрежные слова, но побоялся пробудить тяжелые воспоминания, и, прежде чем он нашелся что ответить, она уже вернулась к своей первоначальной теме.
– Мэй – просто прелесть; я не видела в Нью-Йорке другой такой красивой и умной девушки. Вы очень в нее влюблены?
– Так, как только способен человек, – краснея, засмеялся Арчер.
Она продолжала задумчиво смотреть на него, словно боясь пропустить хотя бы малейший оттенок значения его слов.
– Вы думаете, что существует предел?
– Предел влюбленности? Если он и существует, я о нем не знаю.
– Значит, у вас настоящий роман? – с горячим сочувствием спросила она.
– Самый романтичный из романов!
– Восхитительно! И вы обнаружили это сами – никто ничего для вас не устраивал?
Арчер с изумлением на нее посмотрел.
– Разве вы забыли, что у нас в стране мы не позволяем, чтобы кто-то устраивал за нас наши браки? – улыбаясь, спросил он.
Румянец залил ее смуглое лицо, и он тотчас пожалел о своих словах.
– Да, – отозвалась она. – Да, я забыла. Вы должны прощать мне такие ошибки. Я не всегда помню, что здесь хорошо… все… все, что плохо там, откуда я приехала.
Она опустила глаза на свой венецианский веер из орлиных перьев, и он заметил, что у нее
