он неправильно понял госпожу Оленскую, быть может, она его вовсе и не приглашала.
Внизу, на булыжной мостовой, послышался топот копыт, лошадь остановилась у крыльца, и Арчер услыхал стук открываемой каретной дверцы. Раздвинув шторы, он выглянул в ранние сумерки. Прямо перед окном был уличный фонарь, и в его свете он увидел запряженную крупной чалой лошадью прочную английскую коляску Джулиуса Бофорта; банкир вышел из нее и помог выйти госпоже Оленской.
Бофорт стоял, держа в руке шляпу и произнося какие-то слова, на которые его спутница отвечала, по-видимому, отрицательно, после чего они пожали друг другу руки, он вскочил в свой экипаж, а она поднялась по ступенькам.
Войдя в комнату, она не выказала ни малейшего удивления при виде Арчера – удивление, очевидно, было чувством, совершенно ей не свойственным.
– Как вам нравится мой забавный домик? – спросила она. – Для меня это сущий рай.
Говоря это, она сняла свою бархатную шляпку и, бросив ее в сторону вместе с длинной накидкой, остановилась, глядя на него задумчивыми глазами.
– Вы восхитительно его обставили, – отозвался он, чувствуя, что слова его банальны, но желая преступить светские условности и сказать что-то простое и остроумное.
– О, это жалкий маленький домишко. Мои родственники даже слышать о нем не хотят. Но он, по крайней мере, не такой унылый, как дом ван дер Лайденов.
Эти слова поразили его словно электрическим током, ибо мало нашлось бы мятежных умов, которые посмели бы назвать унылым величественный особняк ван дер Лайденов. Люди, удостоившиеся чести быть в нем принятыми, дрожали от холода и называли его «прекрасным», но Арчер неожиданно для себя обрадовался, что она облекла в слова эту всеобщую дрожь.
– То, что вы тут сделали, просто очаровательно, – повторил он.
– Мне нравится этот домик, – призналась она, – но я думаю, мне просто нравится, что он здесь, в моей родной стране, в моем родном городе, и что я в нем одна.
Она говорила так тихо, что он с трудом расслышал ее последние слова, но, несмотря на смущение, тотчас их подхватил:
– Вам так нравится быть одной?
– Да, тем более что мои друзья не позволяют мне чувствовать одиночество. – Она села возле камина, проговорила: – Настасия сейчас подаст нам чаю, – жестом показала ему, чтобы он вернулся в свое кресло, и добавила: – Я вижу, вы уже нашли себе уютный уголок.
Откинувшись назад, она сложила руки за головой и из-под полуопущенных век стала смотреть в огонь.
– Это час, который я люблю больше всего. А вы?
Чувство уязвленного самолюбия заставило его ответить:
– Я уже начал бояться, что вы этот час забыли. Бофорт, очевидно, совершенно завладел вашим вниманием.
Это замечание ее позабавило.
– Как! Разве вы так долго ждали? Мистер Бофорт возил меня
