ему подсказал.
– Я ничего не слыхал, – ответил Савельев.
– Я тоже, но уверен, что подсказали. – И Поляков с подозрением посмотрел на меня.
– Я сам засомневался, товарищ полковник, правильно ли определил, что минус. Никто мне не подсказывал, – начал оправдываться Крякин.
– Ладно, ладно, – Поляков махнул рукой, – у меня всё равно своё мнение. Получил положительную оценку, и радуйся, что не позволили испортить хорошую стрельбу.
Удачно провели и управление огнём. На разборе полковник Поляков отметил в положительную сторону применение нами короткой базы для засечки целей – предмета особого внимания Безрукавого.
На следующее утро стреляли прямой наводкой. Тут отличилась батарея Наумова, все задачи она выполнила с оценкой отлично, и вечером мы погрузились в эшелон для следования обратно.
– Пусть начальник штаба командует эшелоном, – сказал Савельев, когда я доложил ему о готовности, – садись ко мне в машину, мы приедем быстрее.
– Хорошо начал, Дежнёв, – сказал мне полковник в дороге, – так держать.
– Постараюсь, – ответил я и добавил: – хороший начальник штаба Безрукавый, во многом это его заслуга.
– Знаю. Если будет возможность, то и его выдвинем командиром дивизиона. Но ты был вне конкуренции. Генерал сразу вспомнил про твой планшет, хотя он Безрукавого знает ещё по службе в Союзе. Но это, конечно, в порядке юмора, – заметил полковник. – У тебя за плечами академия, ты уже командовал дивизионом, и за битого двух небитых дают. Да, а кто же подсказал Крякину?
– Я. Стало обидно, что угробит стрельбу.
– И как же ты ему подсказал, я ведь ничего не слыхал?
– Со злости изо всех сил ткнул его карандашом в бок.
Савельев засмеялся.
– Подействовало.
– Докатилось, как до жирафа. Но я тоже переживал, вдруг ошибся.
К себе в военный городок мы приехали ночью. От нечего делать включил приёмник. И сразу же на меня обрушился поток информации. Оказывается, в тот день, когда мы грузились для проведения боевых стрельб, в Москве прошла скоропалительная сессия Верховного Совета. Западные политики уже подсчитали, что она продолжалась всего шестьдесят семь минут, что на ней не было никакого обсуждения поставленных вопросов: просто кто-то выступал с предложением, которое сразу же единогласно принималось. Прямо как машина голосования. Задаётся уйма вопросов, на которые нет ответов. Почему Шверника вернули на профсоюзы, почему убрали Горкина – секретаря Президиума Верховного Совета – и много других «почему». Делается вывод, что сессия просто проштамповала принятые руководством решения. Оказывается, за это время умер Готвальд. Это, несомненно, большая, потеря. В Москве во время похорон Сталина были многочисленные жертвы: люди гибли, растоптанные и задушенные толпой, стремившейся попасть в Колонный зал, чтобы проститься
