style="font-size:15px;"> Требовалась хотя бы для того, чтобы просто следить за мной. Иначе однажды я вполне бы мог довести себя до полного истощения, умерев во время описания очередных человеческих мучений. Какая б вышла ирония!
***
2008 год:
– Поздравляю, любимый, – отложив авторский экземпляр моего нового романа, она нежно поцеловала меня в щеку.
Я лишь пожал плечами, улыбнулся:
– Спасибо, Вишенка.
На самом деле мне не было никакого дела до этой книги. Я написал ее, сплавил издательству, и дальнейшая ее судьба меня мало заботила.
– Уже решил, что напишешь дальше?
Я внимательно посмотрел на жену.
– Э-эм… Думаю, да.
От нее не ускользнуло мое замешательство.
– И что же?
– Хочу описать убийство, – сказал я.
– Но ведь ты в каждом своем романе описываешь убийства, – удивилась она. – Много убийств!
– И да, и нет. – Я тряхнул головой, не представляя, как объяснить свою идею. – Понимаешь…
И обреченно умолк.
Она была абсолютно права: все мои истории так или иначе изобиловали смертью и трагедией. Множество покалеченных судеб, разбитых жизней, подробно расписанных несчастий и самоубийств обрушивались на читателя, отважившегося взять в руки сборник моих рассказов или роман. Но все это была жалкая бутафория, пародия на реальность. Как и в случае с безумием, я хотел поведать о настоящем убийстве. А все то, что я скармливал читающему населению планеты, казалось мне скучным и неправдоподобным, литературной пустышкой – пусть и стилистически выверенной, детализированной, атмосферной, но лишенной и намека на реальность. Выпуская идеи на свет божий, даруя им жизнь, я пытался избавиться от их назойливого шепота – не больше. Ведь мое альтер эго – то самое «я», которое искренне жаждало слиться в творении со всеми этими тенями – стремилось к полному совершенству. Не способное удовольствоваться пародийными выдумками, оно требовало развивать талант иллюстратора ужаса и отчаяния. Именно это второе «я» зародило мечту написать романы о безумии и убийстве, взяв за основу реальные события и впечатления, а не пустые, созданные воображением образы.
Но где я мог набраться таких впечатлений?
Где мог получить возможность наблюдать за агонией обреченного на погибель живого существа?
И где бы мне довелось познать истинный вкус убийства?
Выход оставался только один: я должен был сам стать убийцей. По-настоящему, а не так, как обычно делал, пугая случайных знакомых жалкой игрой в воображаемого маньяка.
Но если в вопросах исследования страха все было просто и ясно, то на убийство я не отваживался.
И безвыходность этой ситуации удручала.
***
Сейчас:
– Ты
