и знакомым, но всё же новым своим состоянием примириться, Дворовой вдруг поймал себя на мысли, что не увидит сегодня Софью Васильевну. Но, может, так оно и к лучшему. Пожалуй, ему и не хотелось её видеть. Не моглось. В своих пусть бледных, но таких навязчивых представлениях он уже всё с ней сделал. Вломился, схватил, заткнул рот, овладел и ушёл. Оттого чувство стыда, подобное тому, что он испытывал в детстве, когда мастурбировал, обдавало его острой, холодной струёй, как только в голове возникало перманентно недовольное выражение лица начальницы.
Только к вечеру это ощущение стало притупляться. Оно смывалось бесконечным потоком серых лиц, мелькающих на экране, и, звучащих там же бесцветных голосов. Воробушков весь день читал какую-то толстенную книгу, свихнувшаяся леди из последнего подъезда в одиночку выплясывала что-то наподобие кадрили и попутно декламировала сложносочинённые монологи, а толстая девица из двадцать седьмой ругалась с матерью, кормя кота.
Жора вообще не любил кошек. Но тот, из двадцать седьмой ему нравился. Видать, потому что чёрный. Иногда чёрные кошки вызывали в Дворовом какой-то почти священный трепет, напоминая ему собой посланцев из других миров, что призваны наблюдать за происходящим, обладая тайным знанием, но при этом не вмешиваться в ход вещей. По последнему пункту Дворовому не удавалось быть на них похожим. Да и вообще больше ему по душе всегда были собаки. Вот только с ними всё не везло. Когда-то в детстве у него была такса по кличке Лесси. Попала под машину. Другую – добродушную дворнягу Дайну, которую Жора хоть и не приютил, но смог подружиться, – отравила соседка, потому что была уверена, что эта псина вместе с остальными бездомными шавками топчет её незабудки, высаженные у подъезда. Но, казалось, что ещё одним человеком, искренне обрадовавшимся этому факту, был Кирилл. Потому, что не любил животных. Могут ли вообще любить кого-то такие люди: расчётливые, эгоцентричные и готовые идти по головам? И сколько всей этой гадости бултыхалось внутри самого Дворового, напитанного той же самой кровью и вылепленного из той же плоти, что и его брат?
Жора не отрывался от экрана на протяжении почти что целого дня. Он проверил каждую без исключения квартиру, заглянув и туда, где прежде его любопытство обращалось ленью и скукой. Но едва ли в четверти из них происходило что-то любопытное, а тех квартир, где вообще хоть что-то происходило, не набиралось и половины. К ночи во всём доме Жора насчитал целых две пары, занимавшиеся сексом, что, как полагал он, необычайно много для здания, заселённого, в основном, пенсионерами. По-прежнему экран молчал лишь на пятнадцатой кнопке.
Это должно было быть хорошей новостью – то, что Дворовой всё ещё находился вне наблюдения, но на самом деле непонимание столь привилегированного положения вызывало у него лишь странную тревогу, граничащую с паранойей куда большей, чем та могла бы развиться у Дворового, узнай он наверняка, что за ним следят. Дьявольский ящик не раскрывал секретов. Хотя сам он был, пожалуй, наименьшей из всех тайн, что хранит этот мир, сам по себе уже являющийся
