смысле, понимаешь, что к чему. Так и сделаем. Но сначала к Юджину. С ним будет быстрее. Это все твои вещи?
Она махнула рукой в сторону сумки, стоявшей на лавке.
– Да, это все.
– Тогда идем?
Чем дольше я на нее смотрела и чем дольше мы разговаривали, тем больше я ей доверяла. Она казалась мне доброй и открытой, и при этом еще и какой-то неуловимо своей, чуть ли не родной. Нет, она не была похожа на Линдси, но в этом чужом, незнакомом городе я как будто встретила друга детства.
– Конечно, идем!
Она решительно взяла меня за руку и повела за собой. «Интересно, – мелькнула в голове мысль. – Меня всегда кто–нибудь тянет за руку, с самого детства. Я произвожу впечатление человека, неспособного на самостоятельные действия? Линдси вот тоже всегда хватала меня за руку и куда-то тащила. И старший Кроуфорд. И, с некоторых пор, даже Джарет…»
* * *
После смерти мамы я опять надолго замолчала. Линдси постоянно меня тормошила, не давая замыкаться в себе. Благодаря ей и заботе директора я постепенно возвращалась к занятиям. Джарет все так же оставался молчаливой тенью своего отца и не разговаривал с нами без особой необходимости.
Не могу сказать, что Гарольд Кроуфорд стал себя вести со мной как-то иначе. Он не изображал для меня заботливого отца. Не замечала я и какого-либо пристального внимания к себе или чрезмерной опеки на каждом шагу. Иногда мы с ним пересекались в библиотеке, и тогда он ненавязчиво советовал, что почитать, или какую музыку послушать. Все воспитанники школы росли практически под его постоянным присмотром, поэтому и относился он ко всем одинаково, с теплом и пониманием. Ко всем, кроме Джарета… В чём я сама скоро убедилась, и не раз.
В саду, окружавшем особняк, росло много всяких деревьев. На одно из них было очень удобно взбираться: могучий ствол с крепкими ветвями, расположенными почти одна над другой, как ступени винтовой лестницы. Мы с Линдси не забредали слишком далеко, но это дерево возвышалось около дома, слева от центрального входа. Во время прогулок мы с подругой часто на него залезали и сидели, мотая ногами и болтая о том, о сем. Вернее, болтала, как обычно, одна Линдси, а я кивала или просто поддакивала, оглядывая сад с высоты.
– Мы с тобой как две большие птицы, ага, – смеялась моя подруга. – Давай устроим здесь гнездо, только надо с крышей, чтобы не мокнуть под дождем!
Иногда она приносила с собой в кармане любимые плюшки «с мокрицей», завернутые в салфетки. Бумага прилипала к облитой сиропом поверхности выпечки, Линдси ругала себя, но потом забывала, и в следующий раз все повторялось заново.
Во время очередной прогулки мы опять забрались на «наше» дерево и устроились поудобнее. Линдси достала из кармана плюшки с налипшими на них салфетками и начала молча их ковырять, один за другим отправляя в рот каждый кусочек оторванной бумаги и старательно его разжевывая, чтобы не пропала ни одна капля сладкой коричной пропитки.
– Ты же птичка, которая все время щебечет, – удивилась я. – Когда молчишь, кажешься кем-то другим…
Она
