дисциплинирована и выдержана на эмоции, что со стороны смотрится чрезмерно хладнокровно. При всей своей видимой сдержанности, требуемом занимаемой должности, Ирина Васильевна – мать троих детей – женщина переживающая и довольно болезненно реагирующая на всякого рода происшествия, хотя, опять таки, со стороны это было незаметно. Точно также невозможно было уловить ни единого дрогнувшего мускула на лице Ирины Васильевны, когда ей жаловались на учеников, будь то неуспеваемость, неряшливость, опоздания и тому подобное, что тем не менее не отражало действительности ее внутренних переживаний.
В ее небольшом кабинете всегда был порядок: только все необходимое, нужное для работы и больше ничего. От этого маленькое помещение, которое служило кабинетом Ирине Васильевне, казалось уютным и даже просторным, но в тот же время создавало впечатление дисциплины и какой-то уставной, прописанной в деталях жизни.
Словно у чиновника, на стене за спиной висел портрет действующего президента, а также герб – золотого цвета двуглавый орел на красном щите; справа полутораметровый бело-сине-красный флаг на напольном флагштоке. Ирина Васильевна была убеждена, что школа должна быть кузницей не только будущего образованного, воспитанного, придерживающегося моральных и этических ценностей человека, но и личности, которая почтительно относится к своему государству и его истории.
Подойдя к кабинету, Аня, не стучась, дернула ручку и толкнула дверь от себя. Не глядя на Ирину Васильевну, она прошла до стула напротив стола директора и молча села, повернув голову к окну, за которым над голыми изогнутыми ветвями дерева нависло тяжелое, неподвижное свинцовое небо.
– Анна, ну сколько раз можно повторять, – напустила Ирина Васильевна возмутительный тон, – прежде стучатся, а потом заходят.
Ирина Васильевна взяла с секунду молчания. Она поняла, что слова ею сказанные, не только прозвучали как откровенная формальность – они таковыми и были. Сколько раз она уже говорила это упертой Воскресенской! Ирина Васильевна сбилась со счета, сколько попыток было предпринято отучить «хулиганку» от этой дурной манеры, выставляя ее за дверь и требуя войти снова, только прежде постучавшись. Но всякий раз, как она это делала, Аня разворачивалась и уходила, как правило прямиком во двор, где покурив, безвозвратно перелазила через забор.
Разговоры с Дарьей Николаевной – мамой Ани – ничего не дали. Та лишь пожимала плечами и признавалась, что да, ребенок у нее не простой, со сложным характером, но это пройдет: как ни как каждый подросток переживает взросление по своему, а у Ани, может быть, этот процесс немного тяжелее. Дарья Николаевна с первого же разговора не понравилась Ирине Васильевне: слишком она мягка с дочерью; похоже, попускает ей много лишнего, да и сколько можно ссылаться на подростковый возраст и тем искать повод, чтобы не заниматься ребенком?
Не совсем правильное мнение сложилось у Ирины Васильевны о матери Ани, но она по крайней мере не собиралась сидеть и наблюдать как Воскресенская
