а мурлычет от предвкушения.
Вкушения?..
– Э, нет, Леший. Ты меня сам покорми да спать уложи.
А про себя: разберемся, кто из нас больше хищник. Хвост-то у меня – не заметил? – рыжий. И тявкаю знатно, тебе ли не знать. Берегись, радость моя! Берегись…
И меня береги.
– Да…
– Ой, я что, вслух сказала?…
– Нет…
– Только и знаешь, что «да» и «нет». Зверь ты, Леший!
Не сказала, наверное.
Много ли толку в словах, если всю сгребли. Прямо не белочка, а стог растрепанный.
Тантрическое. Мой Шива
«Шива» на иврите – «семеро», причем мужского рода (шив-а, с ударением на последний слог). Отсюда и пляшу… священную этно-пляску.
Не понимаю, как некоторые женщины с разными мужчинами встречаются.
Причем иногда одновременно. Не говоря уж об однополых отношениях. Все это для меня аномалия, нонсенс. Жаль мне их: конечно, приходится как-то вертеться, если настоящий не встретился.
Ой, вслух даже не хочется говорить: так сладко и томительно хранить свое – внутри, не расходуя на пересуды, мнения и зависть окружающих.
Вот и не говорю никому.
Только тебе! Ведь ты и есть мой лучший друг, мое второе «я», радость моя и щемящая грусть, восторги и нега, названный братик и духовный папочка – чего искать еще? Куда нестись сломя голову?
Ты! Разный, многогранный… калейдоскоп эмоций и мыслей, концентрат центров моих и периферий, звон сердечный, дзен-бдзынь-бадам, Шива-Ом —
всегда.
Помню – ладони помнят! – как меня при первом же случайном контакте поразила гладкость твоей кожи.
Какое счастье, что кожа – самый большой орган. Будешь смеяться: вычитала это в познавательной книжке по анатомии для дошкольников, раньше даже не относилась к ней, как к органу. Гладкий-сладкий, прохладный, отшлифованный кем-то до меня (спасибо работяжкам) чудесный орган. Вести по нему и вести – не наводишься. Ладоней не хватит, пальцев, щупальцев, отростков, разветвлений, фаланг, чтобы весь этот необозримый орган изучить, истрогать. Кое-где под пушистым покровом волосков скрывается, чаще – трогательно-беззащитный, как будто напоминает: как бы там под ним что не перекатывалось, не дрожало и не восставало грозно и гордо, в основном-то беречь его обладателя надо, утешать и тетешкать.
Ты вот часто говоришь, что у меня руки нежные. Что мои прикосновения волшебны. Что это улет. Что караул.
А как иначе-то, дитя мое?
Как с тобой по-другому, мальчик-неженка?
Нет, ну, если бы не с тобой… Если бы это относилось, скажем, к какому-нибудь брутальному пролу, пресноводному маглу или хрипатому шансонистому братку с «гжельской» росписью… Но я же уже сказала, что других не знаю и знать не желаю. А с тобой – только так.
Вот, а бугрится, значит, и дыбится в местах, где мужские мышцы позиционируют
