и Сова испуганно и тихо ухала над головой девочки, прислушиваясь к ее шагам.
Они застали как раз долгое пробуждение ведьмы: она начинала ворочаться в постели, приоткрывать ненадолго глаза и вновь отворачиваться. Сова тихо залетела вслед за Дженни, которая должна была встать у столика, на котором ведьма оставила стакан с каким-то зельем. Сова вновь не ошиблась, тонко слыша шаги Дженни – и вылила пузырек прямо в стакан. Затем они поспешили выйти под громогласный зевок колдуньи, чтобы наблюдать через щелочку прикрытой двери.
«Лишь бы она выпила раньше, – шепнула, трясясь, Сова, – чем выйдет из комнаты, чем увидит или услышит нас».
Так и случилось. Казалось, что она встает целую вечность, целую вечность идет к столику, тянется к стакану… Тут ее что-то отвлекло – и она повернулась к окну. И Дженни отдала бы все свое тело только за то, чтобы рука ведьмы продолжила движение. И вот женщины взяла стакан с зельем, вот поднесла к губам и…
Хватило двух глотков, чтобы Огненная ведьма начала падать, а замок ее – трястись.
– Сейчас все начнет рушиться! – воскликнула Сова, и в голосе ее прозвучало ликование. – Дженни, мы победили!
И она схватила девочку и понесла к окну, и хватка ее была по-прежнему сильной. А Дженни теряла сознание…
Когда она вновь его обрела, то была вновь человеком, маленькой девочкой в лохмотьях, перепачканных кровью. Она лежала на холме, где раньше стоял замок колдуньи – теперь от него не осталось даже камней – и перед ней расстилались черные зеркала озер. Ничто не изменилось вокруг: ни пасмурное небо, затянутое сплошь серым, ни иссушенная земля. Только не было замка, и не было колдуньи, и где-то далеко от Дженни мир становился лучше.
– Не знаю, смогу ли я долететь до своих сородичей, хоть до кого-нибудь, кто поможет мне не умереть, – сказала Сова. – Но тебе пришлось еще хуже. Не пробуй покидать эту землю. Шажок за пределы Темных озер, и ты свалишься замертво. Будь здесь. Эти холмы станут твоим домом. Место будет поддерживать в тебе жизнь, и у тебя будут в распоряжении века, если ты этого захочешь. Может, я еще смогу когда-нибудь прилететь к тебе.
Дженни кивнула, а Сова, не говоря больше ничего, расправила крылья и неуклюже взлетела. Девочка не стала смотреть за ее полетом, она бросила взгляд на горизонт – и замерла на многие-многие дни, ожидая, что когда-нибудь увидит белые пятна среди этой бесконечной черной пустыни, когда-нибудь увидит енотов, бредущих в свой лес.
Больше в своей жизни она никогда ничего не захотела.
Колдунья и часы
Джону исполнилось двенадцать, когда его родители вконец обеднели. Они никогда и не жили припеваючи, всё ютились на клочочке неплодородной земли, которая ни разу не давала много урожая. А тут еще и сын подрос: ест много, а толку мало. На земле потрудиться – всегда готов, но что толку от такой-то земли? Тут бы в город идти наниматься, да чудной был Джон, ничего особого не умел, да и не хотел уметь.
Вот родители между
