оттого, что у меня ничего не болит. Раньше я чувствовал каждую косточку в теле, а теперь оно абсолютно немое, как будто я оставил его где-нибудь в уголке и хожу без него. У меня даже спина не хрустит! Чувствую себя каким-то неполноценным…
– Стукнитесь мизинцем об угол шкафа, и вам станет легче, – заботливо сказал дворецкий.
– По-моему, мне станет легче в тот день, когда я наконец-то смогу дать тебе пинка! – пригрозил ему кочергой Джеон. – Ну, хорошо. Раз другого выхода нет, пойдём будить этот облезлый кусок шерсти.
Памфле утратил последние искры очарования. Его лицо побелело, а оранжевый камзол стал почти серым, но Джеон не обратил внимания на призрачные метаморфозы. Он деловито огляделся, залез под кровать и достал оттуда ботинки. Пришлось перетянуть на них все шнурки, но даже после этого обувь продолжала спадать. Тогда Джеон туго перевязал голенища лоскутами и пошлёпал вслед за Памфле во внутренний двор замка, где находился единственный безопасный вход в подземелье.
Лестница была крутая и скользкая, но колдун спустился по ней без приключений благодаря маленькому, лёгкому телу. В катакомбах воняло канализацией, а крыс развелось столько, что на полу не осталось чистого места: всё было загажено их помётом. К дурному запаху Джеон давно привык, но ему таки пришлось закрыться уголком покрывала. Влажность породила на сводах ядовитую плесень, дышать которой, по словам дворецкого, было губительно для здоровья.
– Ты смотри-ка, тут больше нет мозаичных картин. Либо пауки растащили всю смальту на сувениры, либо она обсыпалась. Фу ты, мерзость какая!
Джеон скинул с ботинка здоровенную мокрицу и пошаркал дальше, загребая носками обуви её сородичей. Ему не приходило в голову, что ноги можно не волочить. По пути он снимал копьём паутину и громко стучал древком по полу, отпугивая грызунов. Памфле скорбно молчал. Белёсый и прозрачный, как медуза, он медленно переплывал из коридора в коридор, пока не привёл господина в нужную залу. Посреди неё восседал огромный лис, вырезанный из цельного чёрного камня. В его пасти сверкали алмазные зубы, а глаза горели разноцветными опалами.
– О, муки прадедов, – удручённо сказал Джеон. – Будь он так же хорош, как эта статуя, я бы даже обрадовался его возвращению.
– Ну, когда-то он таким и был, – заметил Памфле. – До того, как его прокляли Тёмные Духи.
– А напомни-ка мне, почему его прокляли?
– Понятия не имею, господин. Мне ведомо лишь то, что они посчитали вас недостойным полноценного фамильяра и заменили прежний сосуд на Лури.
– Ну, это я и без тебя знаю.
Джеон залез на постамент и капнул в пасть зверя кровью из уколотого пальца. Пару минут всё было тихо, а потом статуя задрожала. С потолка посыпалась пыль и мелкие камни. Пауки выползли из щелей и, решив, что настал конец света, сиганули вниз на тарзанках. Пока Джеон отмахивался от них, на копьё налипло столько паутины, что наконечник выглядел, как ватный шар.
– Рассейся, грязь ты этакая!
Каменный
