отсутствии плоти, рахитичные ручонки тянулись к окну. Пальчики остроугольниками обломанных ногтей впивались в стекло, скрипуче соскальзывали по нему. Крошечные ротики безмолвно шевелились. Ёлка вцепилась в спинку стула и завизжала. Это было ненастоящим. Это просто не могло существовать на самом деле. Но мёртвые малыши всё ломились в столовую, а сидевшие внутри ели суп, закусывая хлебом, и недоуменно глядя не на странное и страшное, а на неё, Ёлку.
–Поскрёбушков напугалась, – выдала меланхолично одна из тройняшек,– Ничего, обвыкнет скоро.
–Дину Яновну надо. Вышла бы – покормила…– Рыженькая облизнула с сожалением пустую ложку.
–Они… что… откуда? – воздуха хватало с трудом.
– Выкопались опять. Скучно им. Мелкие были, сама понимаешь. Бегать, прыгать хотят, а земля давит.
–Может впустить их? – преспокойно справилась Иришка, – Они просят, кажется…
–Да жрать хотят, и все дела, – другая тройняшка откинула за спину мешающую темную косичку, – Нельзя им сюда. Они нынче не по травушке и не по ситному.
Ёлку начала пробирать ледяная дрожь. "В водицу и плыть. До берега рукой подать, а там – в город. Не пропаду. Лишь бы отсюда".
–А откуда они взялись? Давно приходят? – иришкины темные глаза блестели от неподдельного любопытства, – Вроде свежими выглядят. Как недавно упокоили.
–Ну… С нами жили. Когда приют ещё был, а не колония, – какая-то из тройняшек вздохнула, – Только голод начался. Каждый кусок хлеба на счету, сама понимаешь. Старшие отнимут всё, слопают, вот и шанс им. А мелкие всё одно – не жильцы. Мы остались, вычухались, а эти вот… скребутся.
–Как Оленьку съели, так вообще зачастили. Только мы делиться не будем! – Рыженькая повысила голос, и кто-то из крох за окошком тонко заскулил, а остальные начали возить ногтями быстрее.
–Кого съели??? – больше всего Ёлку поражала обыденность происходящего.
–Оленьку. Училась с нами. Литера Б. Правда вкусная? – Рыженькая покосилась на ложку.
Ёлка схватилась за живот, и липкая тошнота накатила.
–Оленька была хорошим товарищем и осталась в каждом из нас, – одновременно не сговариваясь выдали тройняшки, явно повторяя чужие слова.
Ириша смотрела на пустую тарелку, медленно начиная зеленеть.
–Да ты не беспокойся. Зато живыми выйдем. Суп без мяса – дело плохое. Какая разница: корова, курица, Оленька… И вообще. Она вела себя плохо: с директором спорила, носила шёлковые чулки, не хотела учить географию, постель застилала криво, ругалась плохими словами, – Рыженькая участливо наклонилась к Ирише.
–Здесь всегда так наказывают??? – Ёлка старалась не вернуть обед тут же, при всех.
– Главное не бьют. Пороть – старорежимные предрассудки. В карцер могут, но это если сильно разозлить…–
