style="font-size:15px;"> – Мелкие все таки лучше крупных. А с брильянтами наоборот почему-то… ну давай рассказывай, чего происходит.
Шли мы минут десять, и я успела вполне подробно изложить всю историю с Ярмолой и всю историю с Колей. Конешно, он их обоих хорошо знал! По тем – лимоновским донашим временам.
– Ярмола – старый хрен! Рюмин – старый мудила! Ну ты даешь! Вот дурища то! Ах ты – глупое чучело… Хули ж ты ходишь к разным козлам?
У него был точно такой же слэнг, как у Ярмолы и Коли. К этому времени мы уже перешли границу Ист-Вилледжа с более респектабельным Вест-Вилледжем, поднялись на 25 этаж хорошего дома и вошли в квартиру. В гостинной ОПЯТЬ стояла ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ мебель. И ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ лапма! МЕЛКИЕ БЕСЫ ЯЗВИТЕЛЬНО ЗАХОХОТАЛИ И ПРИГОТОВИЛИСЬ К ПРЫЖКУ.
– Ничего не выйдет… дурища! Я не Ярмола и не Рюмин! Ты мне охуенно нравишься, понимаешь. ВСЕ у нас с тобой выйдет. Хочешь, хоть все тут разгроми. Вот тебе эта гребаная лампа, вот – эта гребаная раковина. Засовывай свои ноги, куда хочешь, бей, круши! Мне по фигу. Ты – самая лучшая, и я клянусь, что мы сейчас покурим с тобой траву, а потом ляжем в койку и все получиться, как твоим козлам и не снилось!
Все это звучало замечательно, я успокоилась. Андрей достал кальян – какой то специальный – навороченный и начался привычно нью-йоркский предлюбовный ритуал.
Я иногда годами не курю траву, так же как годами обхожусь без кино, но ничего против использования изредка и того и другого не имею. Хотя ни по траве, ни по кино никогда не скучаю. В общем, оба эти явления могут доставить мне радость своим присутствием, но никогда – не причиняют тоску и боль своим отсутствием, в то время как отними у меня книги или кабацкое хмельное веселье – я буду сильно горевать.
Кальян закурился, конопля – «Божья шалость» запахла сразу отовсюду, мы опять целовались, и я успела подумать, что вот вся эта хрень с бесами кончилась, и вообще все это мне показалось, а потом я уже и думать ничего не хотела, а только чувствовала его губы и руки везде-везде, и его запах, очень резкий – запах возбужденного зверя.
У молодых народов это проявляется сильнее, чем у древних – потому что они меньше прошли по дороге от животного к ангелу. Этот запах с непривычки пугает, но ничего в нем плохого нет, и он бесследно исчезает, когда наступает «пост коитус тристиа». Тогда любой человек уже просто пахнет сам собою – своею душой, после тридцати, каждый уж пахнет душой через все поры. Вот такой портрет Дориана Грея. Через запах можно узнать о человеке – хороший он или плохой.
Я – всегда пахну мятным молоком – ну которым в детстве лечат кашель. Володя Рекшан – лимоном (и кто бы мог подумать – такой нордический мужественный человек), Захар Михалыч – тревогой и мирской суетой, а Хвост – сухой стружкой и мокрым птенцом. Недавно мне довелось прыгнуть в оркестровую яму, на концерте «Аукцыона» – лето, танцующие полуголые детки – это был настоящий суп из запаха – наверное, о таком и мечтал Гренуй – запах счастливого благодатного язычества.
