как Василий чертыхается. От перегрузок у него оплыло лицо и глаза, казалось, выпадут в стакан.
Полегчало им как-то сразу. Едва не раздавившее друзей непомерное бремя веков внезапно сменилось приятной расслабляющей невесомостью. Путешественники взмыли к потолку и повисли там, в неприглядных позах; Василий не пристегнул ремни безопасности, а Заярконский, последовав его примеру, расплачивался за чужое легкомыслие.
Вскоре дрожание аппарата прекратилось, и молодые люди с медным звоном повалились на пол.
«Говорил же инструктор, надо пристегнуть ремни» – недовольно буркнул Цион, потирая ушибленное колено и осматривая вмятины на громоздких доспехах. Они успели влезть в них в проходной института Времени. Согласно технике безопасности, отправляясь в Прошлое, пассажир обязан был облачиться в костюм выбранной им эпохи.
«Помятый зад облагораживает вашу фигуру, сэр!» – сказал Василий, придирчиво оценивая урон, нанесенный другу неудачным падением.
Цион открыл люк машины и в кабину вместе с порывом свежего воздуха ворвался мощный рокот многотысячной толпы.
Заярконский вздрогнул и подался назад, вспомнив слова инструктора о враждебном приеме со стороны аборигенов.
«Прочь с дороги!» – презрительно сказал Василий и, оттеснив друга в сторону, смело вышел из кабины.
Стоял ясный безоблачный день. Вдали у самого горизонта, ярким зеленым пятном горел весенний бор. Ласковое солнце на Востоке давно уже занялось, и серебристые лучи его отражались в бурных водах реки, огибающей древние стены величественного монастыря или замка, одиноко возвышающегося у подножия каменистых гор.
Заснеженные вершины кряжистых великанов ослепительно сверкали под искристыми лучами припекающего солнца.
На сторожевой башне замка, а может быть пограничной крепости, развевалось желтое знамя с изображением геральдической лилии. Неподалеку от Колесницы (так Василий окрестил институтскую машину), вокруг амфитеатра разбитого на гигантском валу, суетились в ложах одетые в пестрые одежды женщины, большеголовые карлики с продолговатыми лицами идиотов, несущие за своими повелительницами прозрачные длинные шлейфы и мужчины в строгих выходных костюмах из меди, стали и серебра. Носить на себе эти килограммы было сущим адом: они натирали тело, неприятно дребезжали и непривычно сковывали члены при ходьбе или верховой езде, когда помимо всего прочего надо было удержаться в седле и не свалиться в лужу на глазах у прекрасной половины Англии. Человек, заключенный в эту душную металлическую тюрьму, чувствовал себя роботом. Под стать роботу двигался – рывками, с заметным напряжением, словно набили его изнутри камнями. Под стать роботу думал, тяжело и со скрипом манипулируя извилинами неповоротливого и раздавленного пудовым шлемом мозга. Позже в своей известной доктрине «Интеллект и рыцарство» академик Ашкенази (бывший тесть де Хаимова) вывел из этого некую закономерность, а резюме открытого им закона втиснул в емкую и остроумную
