№ 4. Питался исключительно из своего мешка, что держал в общем холодильнике. Было интересно наблюдать, как он достает из него одну банку за другой, снимает крышки с номерами и выкладывает на стол отдельные ингредиенты кошерной еды, вознося молитвы богу Яхве.
Нельзя сказать, что он был вегетарианцем, в его меню входила и курица, и рыба, и сервелат, но в списке блюд, любовно составленном женской рукой, в основном значилась зелень и овощи. Все это в готовом виде и большом количестве каждый день приносила ему верная супруга и благодетельная мать Изольда Давыдовна. Она следила, чтобы он кушал все в определенном порядке и до конца, а уходя кланялась на все четыре стороны, желала каждому удачи, достатка и крепкого здоровья. При этом опять же славила своих богов и просила милости.
– Вот мы, православные, больше говорим о спасении души – укрепи, Господи, прости нас грешных, вразуми, наставь на путь истинный и тому подобное, – заводил после ее ухода речь неугомонный Федя, который сам не спал в тихий час, и другим не давал. – А у евреев наоборот. Какое-то потребительское отношение к богу. Они всё норовят вымолить чего-нибудь такое, что можно пощупать, принести в дом, сожрать, положить в карман. Это почему?
– У нас просить господа за себя – естественно, – пояснял Наум Моисеевич. – Вещи как ширпотреб нужны человеку для жизни. Если ты истинный иудей, считаешь себя рабом Яхве, значит, должен просить его о чем-нибудь. Без его воли ничего не бывает, ничего не появится на столе ив полости рта. Только он решает, дать тебе кров, деньги, пищу или не дать.
– Логично, – не унимался ветеран, хотя его уже никто не слушал. Видно было, что где-то в глубине его широкой души тихонько живет антисемит. – Но уж больно как-то не по-христиански.
Дальше он переходил на олигархов, ругал на чем свет стоит партию воров и жуликов, которые раздербанили великую страну, поминал лихом залоговые аукционы, дефолт, семибанкирщину…
– Несчастная Россия, это что ж творится на святой Руси, – бормотал он, впадая в послеобеденную дрёму, которая сморила и его, несмотря на патриотический экстаз и праведный гнев.
И уже, храпя, интуитивно, как «Отче наш», перебирая людишек, оглашал весь список покойных и ныне здравствующих героев эпохи первоначального накопления.
– Березовский, Гусинский, Авен, Смоленский, Ходорковский, Фридман, Малкин, хр-р-р-р…
Надо сказать, что потребность в общении у обитателей палаты № 6 наиболее остро давала себя знать к концу дня, когда вечерело за окном, заканчивались обходы, вызовы «на кровь» и «на укол», а врачи уединялись в ординаторской, чтобы заполнить истории болезни. Стучаться к ним в этот момент считалось нарушением режима. Но у Феди инстинкт пополнения информации мог проявиться в любой момент, в том числе и после обеда, вопреки требованиям внутреннего распорядка.
Немного поспав, Федор крякнул и вернулся к прерванной теме. Не обращая внимания на спящих, он продолжил травить душу песнями о главном и наболевшем.
