Тот звонкоголосый юнец пел о слезах – правда ли, что ты плачешь?
Акамие пожал плечами.
– Так, иногда. Что слезы? Мне не становится легче от слез.
– Слез не бывает там, где нет надежды.
Акамие посмотрел на старика, склонив голову набок.
– Ты пришел утешать меня, мудрый учитель?
– Я не учитель, о Любимая игрушка Судьбы, и еще меньше я – утешитель. Учителем тебе будет любой свиток, неважно, исполненный мудрости или вздорных вымыслов и наивных бредней непосвященного. Тебе открыты врата тайны, и у всех ты найдешь, чему научиться. Утешишься ты сам и сумеешь утешить многих, ибо вид твой приятен глазам и сердцу. У меня к тебе дело поважнее, о Делатель необходимого!
– Что же я могу сделать для тебя? – изумился Акамие. – Я раб среди рабов и более пленник, чем связанный веревками и скованный цепью!
– Предсказываю, – важно молвил старик, подняв руку. – По возвращении в Аз-Захру неизлечимая болезнь поразит царя. И он ослепнет и потеряет силу, откажется от пищи и питья и исчахнет без видимой причины. И смерть станет близка к нему, и приготовится он сделаться третьим между прахом и камнями…
Старик замолчал, озорно глянул на Акамие. Тот слушал, впившись в старика глазами, и уголок рта у него подергивался, но трудно было понять его взгляд.
– Готов ли ты тогда спасти царя? Ибо только ты мог бы исцелить его.
– Нет! – закричал Акамие, стиснув кулаки. – Пусть наконец исполнится моя судьба, пусть он скорее умрет, пусть и меня убьют в день его смерти и положат в его гробнице. Пусть. Благодарю тебя, вестник радости, ибо никто не сообщал мне ничего более радостного!
– Тиш-ше! – зашипел на него старик. – Разбудишь этого несчастного.
Какое-то время он вглядывался в лицо Акамие.
Потом растерянно пошевелил губами.
– Так вот оно что… Но как же, о Колесничий неожиданностей, ведь только ты и можешь… Я и пришел, чтобы передать тебе вот это, – старик извлек из складок ветхой ткани, служившей ему одеянием, круглую коробочку из белого нефрита. На крышке мягко блеснул причудливый знак, незнакомый и непонятный.
– Что это? – хмуро спросил Акамие.
– Лекарство для царя.
– Лучше бы дал мне яду для него!
– Ты не отравишь и крысы, – беспечно отмахнулся старик. – А вот лекарство тебе пригодится.
– Лечи его сам, – угрюмо бросил Акамие, отворачиваясь.
– Ах, Создатель нечаянного, этот порошок не имеет силы ни в чьих руках, кроме твоих. Только любовь отнимает у смерти, и знай, что сама смерть придет к царю и склонится над его ложем. Только рука любящего заградит ей дорогу и лишит ее силы, только твоя рука.
Акамие свел брови над расширившимися глазами.
– В своем ли ты уме, старик? Не к тому ты пришел! Уходи, если тебе дорог твой порошок, пока я не рассыпал
