раза. «Надо же, опять насморк», – грустно отметила голова. Она сиротливо торчала над песком и была похожа со стороны затылка на крупный подосиновик или боровик. Со стороны лица картина была куда менее естественной. В живой и в неживой природе невозможно подобрать аналог выражению человеческого страдания. Семён Савельевич страдал. Он по-прежнему был стиснут дырой провала, а его безучастная душа не желала засветить взгляд пленника даже слабенькой искрой надежды. Однако нога нашла вдруг опору, грудь вытолкнула воздух, древняя могила разжала объятья…
Тысячами радуг разлилось в росе отдохнувшее ночью солнце, и теперь оно величественно восходило к зениту. Провожая его в путь, гасли звёздочки росы, и когда солнце достигло своего трона, умытая степь приветствовала властелина шелестом просохшей полыни. Всё ожило, начало свистеть, жужжать, стрекотать…
«Что это я рот разинул?!» – опомнился Семён Савельевич. Он огляделся: зрелище было жалким, в беспорядке валялись всякие предметы, принадлежавшие ему, и – о боже! – Семён Савельевич не смог отыскать в котлованчике даже намёка на недавние события: провал исчез.
Наспех собравшись, Семён Савельевич вскочил на велосипед и пустился во весь дух прочь от проклятого места. Он так торопился, что не заметил у себя на поясе на месте пропавшего кинжала какой-то кожаный футлярчик.
К вечеру ему удалось добраться до какого-то села. Он смешался с малолетними ковбоями, поистине цирковыми трюками на верных велосипедах заставлявшими упрямую скотину забыть про запретные лакомства на общественных полях.
Наглотавшись кислой пыли, поднятой вернувшимся с пастбища деревенским стадом, Семён Савельевич успокоился и даже начал размышлять про коров, примерно следующим образом: «Как все-таки жизнь коровы похожа на нашу. Вот встаёт эта Зорька утром и отправляется, бедняжка, на службу, пасётся, пасётся на жаре, под дождём… Потом её доят, доят, а состарится – на колбасу». Коровы и не подозревали, что их стадо внушило Семёну Савельевичу такие гуманные ассоциации. «Прут, прямо как с завода после смены».
Фазаратов пустился в размышления о единстве мира человека с миром животных и не заметил, как вслед за одной пёстрой скотиной очутился возле чьей-то ограды. Чья это ограда, догадаться было нетрудно. Корова по-хозяйски заревела, где-то в глубине двора послышалось ворчливое женское: «Октябрина пришла – иди, загоняй». У ограды возник хозяин коровы и председатель колхоза «Победим» товарищ Трофимов.
Председатель с подозрением посмотрел на чужака и на его странный велосипед с двумя ящиками, открыл ворота и впустил Октябрину.
Октябрина первым делом сунула морду в корыто с зерном, насмерть перепугав окружавших его на законном основании отборных леггорнов, нахально фыркнула и игриво, как какая-нибудь легкомысленная нетель, взбрыкнула ногами – корыто опрокинулось, а куры разлетелись.
– Ну, пошла! – Октябрина получила воспитательный удар палкой, степенно пыхтя и мотая хвостом, проследовала на место. Там в кормушке её ждал обильный и вкуснейший ужин.
