осуждающим тоном.
– И что с того? – внезапно возразил ей мальчик.
– Как это что! – Фрау Левски так удивилась, что выронила блюдце, и оно брякнулось в мойку одновременно с ее возгласом, превратив его в устрашающий вскрик. Уильям вздрогнул. – Ты становишься взрослым, а значит, должен быть серьезным и слушать своего учителя, а развлекать себя бестолковыми детскими россказнями взрослому мальчику вредно! Спроси отца – вон он начитался, теперь храпит, бездельник, забыл, что у нас к восьми будут гости!
– Подымаюсь сейчас… – послышалось бурчание с большой кровати.
– Но, мама, что ты говоришь! – пришел черед удивляться Уильяму. – Ты же сама их читала, разве нет?
– Только до пяти лет! – гордо отозвалась мать. – Или около того – уже не вспомнить… А потом я училась шитью! Что за нелепость – никому не нужно было объяснять мне, что вредно, а что полезно, вот ни-ко-му! А ты… Мальчишка.
Она расчувствовалась.
– Я всегда думала, что буду шить одежду… Красивые платья из шелка и льна! Сколько одежек я пошила еще девчонкой! Правда, они даже на куклах не смотрелись, кроить я так и не выучилась… Что и говорить, завидую фрау Дайс!
Уильям под шумок опять нырнул в подкроватную прохладу, нащупал гладкую кромку и дернул на себя. Ящик грузно пополз на свет, бороздя шероховатые доски; гулкий, малоприятный звук раздался по всей комнате. О мастерстве фрау Дайс матери пришлось забыть.
– Уильям! – возмущенно прикрикнула она, но голос ее тотчас же стал очень тонким и жалобным. – Рональд!..
Отец сел на кровати и, чтобы проснуться, похлопал себя по грубым, покрытым колкими черными точками щекам.
– Делай, что мать велела, – сказал он равнодушным басом. – Оставь этот ящик, а не то я тебе его на голову надену.
Около четверти девятого в дверь постучались.
– Создатели мои, творцы! – взволнованно зашептала фрау Левски. – Это, должно быть, пришел Господин! Но отчего так поздно?
Она устремилась ко входу. Рональд спокойно занял привычное место за столом. Стук повторился. Уильям, который благополучно стрескал уже порцию овощного пюре, забрался на кровать и начал усиленно думать о всяких приятных вещах, потому что гостей он не любил.
– О, я уже иду! Открываю! – воскликнула фрау Левски.
А за дверью стоял строгий голубой костюм. В нем, понятно, находился еще и человек, но человек был худой, как карандаш, и костюм висел на нем, как на вешалке; кроме того, физиономия была ужасно юная и непредставительная, с едва проскочившими жидкими усиками, так что фрау Левски узнала именно костюм.
– Зайдите, – растерянно пробормотала она. – Господин…
Она ждала, что он вежливо объявит свою фамилию, но он вместо этого сделал два резких и широких шага внутрь, даже не пошаркав туфлями о половик, и очутился у стола. Фрау Левски последовала за ним.
– Вы присядете вот здесь, –
