разумная мысль, – думала тогда Крышечкина, – повесить на небе луну. Как она дополняет, украшает и облегчает ночное одиночество!»
До остановки надо было пересечь несколько улиц, площадь центрального рынка, трамвайные пути. А тут подошел автобус восьмидесятый номер. Поскольку господин Ч. считал, что он редко ошибается, он решил, что им подходит этот номер. В один из предшествующих дней он совершал поездку именно на таком. Крышечкина последовала за господином Ч., не раздумывая. У нее был большой запас терпения. Также она находила все, что ни делал господин Ч. оригинальным.
Автобус вез их очень долго. Освещенные участки сменялись темнотой пустырей – город имел точечную застройку. Господин Ч. сидел на первом месте. Едва он вошел, кавказец на переднем сиденье заметил степень его важности и эмоционально уступил место. Крышечкиной места никто не уступил. Она поставила на колени господина Ч. свой груз – тяжелую сумку и прошла вглубь салона, у господина Ч. тоже была тяжелая сумка – с полученными в городке Ч. подарками. Крышечкина была готова ехать хоть еще три часа, но вдруг они одновременно поняли, что автобус восьмидесятый уходит в сторону от нужного им маршрута.
Еще бы – рядом с Крышечкиной трудно не ошибиться. Она просто позволяет ошибаться. Будто ее и нет рядом. А ведь у господина Ч. мозоль на ступне правой ноги!
Они вышли в ночь, обруганные грубым водителем. Темнота, облепившая здания и дороги, казалась особым веществом. С ней преуменьшались все формы, и она же поступала с дыханием в легкие.
– Ну, что, пойдем дальше пешком? – предложил господин Ч.
– Да! – с энтузиазмом отозвалась Крышечкина. Она опять забыла про мозоль господина Ч., ведь у нее не болело.
Справа от них возвышался тяжеловесный массив каменных зданий. Туда и предстояло идти. А справа в небе туманным пятном гляделась луна. Они шли очень долго, сопровождаемые ею, и у подъезда уныло расстались.
5. Профессия
Крышечкина могла быть кем угодно: исследователем Арктики, огородницей-капустницей, космонавтом. Она не могла быть делопроизводителем, строителем, юристом.
Для очередного ее путешествия сделаем ее поэтом. Или пиитом? Пиит – и пиетет – слова взаимообъясняющие, и не показывающие при этом, как пиет мог превратиться в поэта. Первый был близок богам, сочинял священные гимны, для чего и нужен был пиетет. Но время шло, и сочинительство стихов стало доступно всем, чем они и занялись.
Занялась этим и Крышечкина. Поэты своим взглядом обнимают весь мир. Ближе всего к ним стоим мы, прозаики, потом облака, травы, цветы. И так вплоть до танков и пушек.
И вот, Крышечкина села на вечерний поезд. Ее пригласили выступить в одном городе, очень напоминающем древние Афины. В нем множество статуй и святилищ на холме, музыка и фонтан там же. В таком городе поэты всегда востребованы. И чтобы они не в книгах выступали, а наяву.
Крышечкина выехала с попутчиком. Он сформировался из воздуха, неожиданно,
