с чувством превосходства над Западной Европой. В ее распоряжении было неизмеримое количество вод подземных, наземных и дождевых, дождевых сухих. Такими сухими бывают крылья мотыльков – они прозрачные, живые, но ничего не орошают.
Крышечка умылась подземными, питьевыми, из скважины. В будущем такого не будет. Вода будет по талонам. В счастливое времечко живут Крышечкина и господин Ч.!
Затем она позавтракала. Она съела три яйца от домашних куриц. Многим это недоступно. Многим миллиардам. Крышечкина была в родной деревне, на родной земле прадедушек и прабабушек, лелеявших и курочек, и крупный рогатый скот испокон веков. Крышечка была последняя из рода, кто родился на родной земле. Потом она пила зеленый чай с молоком из большой кастрюли. Чай был монгольский, выращенный и спрессованный в Китае. Бабушка в старые времена рубила плиты такого чая топором во дворе на чурке. И чурку, и топор тогда было хоть заваривай.
Крышечкина напилась, одела все походное, тоже китайское, но для людей всего земного шара. Выйдя из дома, Крышечкина увидела всемирное небо и мужика в потрепанной одежде, вонявшего сивухой. Такие есть во всех странах, и для чувства родины надо просто понюхать такого мужика. Их можно экспортировать с семьями. Хотя, это лишь предположение. Чувство родины у таких мужиков невероятное, и денег нет, чтобы их подкупить.
Крышечкина долго шла через две улицы, перпендикулярные друг другу. На остановке близ старой избушки с белой печной трубой, с белым палисадником, клумбой отцветающих розовых астр она заняла место в маршрутном такси. Ее соседками оказались две девчонки в бело-розовом с ранцами и айфонами. Куртка Крышечкиной была бело-малиновая, шапочка белая, джинсы из черной кожи сарлыка, туристические ботинки “Lowa”.
Мимо понеслись горы, поля и перелески, всё в соломенных осенних тонах. Крышечкиной надо было сойти у афинской городской бани, что она и сделала через два часа. Затем она поднялась на второй этаж некоего научного учреждения и стала ждать господина Ч. Наконец, тот показался.
«Едем в лес», – сказал он Крышечкиной. Крышечкина согласилась. Лес – это вам не ВДНХ. Господин Ч. купил вина, в тетрапаке, потому что штопоры для бутылок в лесу не валяются. Бананы купил – их можно не мыть, сыр и хлеб. Крышечкина подумала: простить господину Ч. пряник, или нет? Один раз он уже просил у нее прощения, но не сказал за что. Может за пряник? Крышечкина так и не решила тогда, прощать его или нет. Не решила она этого и сейчас. Господин Ч. предложил поехать в Березовку. Крышечкина не согласилась. Березовки есть везде. Можно нечаянно приехать в какую-нибудь не ту. С господином Ч. надо быть начеку.
Они вышли из автобуса и увидели дружную гряду гор, отступающих в сторону (…). Увидели высокую насыпь железной дороги, осыпанную белым доломитом и поезд «Москва-Владивосток». Читатель отсюда может догадаться, что они находились где-то между Москвой и Владивостоком. В отдалении они увидели холмы, бледные наносы песков с воткнутыми в них сосенками. Это была Сосновка, дикий лес самого удивительного вида.
